Ты ушел к молодой, а теперь хочешь вернуться ко мне? Нет, Витя, больше не приму. Я не та, что была раньше

— Да ради бога, забирай свои вещи и выметайся! — Люся так сильно поставила тарелку на стол, что она чуть не разлетелась на куски. — Двадцать лет коту под хвост, и всё из-за чего? Из-за какой-то…

— Не начинай опять, — Виктор устало потер лоб. — Алина не «какая-то». Мы с ней… у нас всё серьёзно.

Люся засмеялась так громко, что, казалось, даже сама квартира удивилась.

— Серьёзно? Тебе пятьдесят, ей тридцать два. Ну что у вас может быть серьёзного? Кризис среднего возраста у тебя, вот что!

Виктор молча собирал вещи в старую спортивную сумку, его руки двигались, будто они уже давно выучили эту рутинную последовательность. А ведь ещё вчера они с Люсей обсуждали, какую плитку положить в ванной, в ремонте, который вот уже десять лет откладывали.

— Куда ты собрался? К ней, что ли? — Люся скрестила руки на груди и наблюдала, как он берёт рубашки, которые она ещё вчера гладила с такой заботой.

— Да, к ней. Она меня понимает.

— А я, значит, двадцать лет не понимала? — Люся подошла к окну. Вечерело. По двору медленно шла соседка Анна Петровна с пакетами. Обычный вечер пятницы, который должен был стать их юбилеем — двадцатилетием совместной жизни.

— Люсь, пойми, это не из-за тебя. Просто… я встретил человека, с которым хочу быть.

Люся повернулась к нему. Виктор, наконец, осмелился посмотреть ей в глаза. В свои сорок восемь она всё ещё была хороша — каштановые волосы с едва заметной сединой, глаза, в которых неистребимая тоска, стройная фигура. Но рядом с тридцатидвухлетней Алиной она стала казаться… просто кто-то.

— Документы на квартиру в серванте, — сухо произнесла Люся. — На дачу тоже там. Забирай свою половину и проваливай.

— Я позвоню насчёт раздела имущества, — Виктор застёгивал сумку. — А деньги с общего счёта я снял только половину.

— Как благородно, — Люся отвернулась, чтобы он не увидел, как слёзы начали скапливаться на глазах. — А на нашей дочери тоже пополам разделимся?

— Маше девятнадцать, она учится в другом городе. Ей не пять лет, чтобы делить опеку.

Люся молчала. В голове прокручивались кадры их жизни: свадьба, рождение Маши, первая квартира, отпуска, ссоры, примирения… Всё это, как в фильме, который никто не хотел бы смотреть второй раз.

— Виктор, — она произнесла его имя с такой тоской, что слова почти не звучали, — а что если это ошибка?

Виктор замер, стоя у двери с сумкой в руке, и в его глазах промелькнуло сомнение.

— Нет, Люся. Это не ошибка. Так будет лучше для всех.

Затем дверь захлопнулась, и Люся осталась одна в квартире, которая вдруг стала непомерно большой и пустой.

Первые недели после ухода Виктора стали для Люси настоящим кошмаром. Она целыми днями не могла выспаться, разговаривала с подругами по телефону, но чувствовала, что теряет связь с самой собой. Она взяла отпуск в бухгалтерии и почти не выходила из дома. Ответы на звонки дочери — короткие и холодные: «Все хорошо», «Не переживай», «Просто устала».

— Тебе нужно выйти из дома, — настаивала её лучшая подруга Тамара, когда пришла в гости. — Ты посмотри на себя! Ты как-то похудела килограмм на пять!

— И это плохо? — Люся попыталась пошутить, но шутка вышла не такой уж весёлой.

— Ну, ещё чуть-чуть — и ты станешь прозрачной. Витька того не стоит.

— Дело не в нём. Дело во мне. Я отдала ему двадцать лет. И что получила? Ощущение, что меня использовали и выбросили.

Тамара, не колеблясь, встала с дивана, распахнула шторы, и в комнату хлынул яркий солнечный свет.

— Всё, хватит! Завтра идём записываться на курсы английского.

— Зачем? — удивилась Люся.

— Ты всегда хотела выучить английский для себя. Пришло время делать что-то для себя, а не для других. И кстати, тебе нужно записаться к парикмахеру. Твоя прическа требует перезагрузки.

Люся хотела возразить, но вдруг поняла, что, может быть, действительно пора что-то менять. Вот только что именно?

Курсы английского оказались неожиданно интересными. Люся обнаружила, что ей нравится учиться, особенно в компании таких же женщин, которые, как и она, решили изменить свою жизнь. Она познакомилась с новыми людьми, начала улыбаться чаще и даже записалась в тренажёрный зал — не для того, чтобы похудеть, а чтобы почувствовать себя лучше, как она объясняла Тамаре.

В один из вечеров, после занятий, к ней подошёл мужчина — высокий, с проседью в темных волосах и доброжелательной улыбкой.

— Вы так хорошо справляетесь с произношением, — сказал он. — А я никак не могу выговорить эти «th». Могу я узнать секрет?

Его звали Павел. Ему было пятьдесят два, и он работал юристом. Вдовец, двое взрослых детей, квартира в соседнем районе и собака — корги по имени Чаплин. Обычная жизнь, если бы не одно «но».

— Меня всегда удивляли люди, которые заводят собак с короткими лапами, — сказала Люся, сидя за чашкой чая в кафе напротив языковой школы. — Они же такие… неудобные.

Павел рассмеялся. Смех у него был добрый, с лёгким акцентом усталости.

— Чаплин самый удобный пес в мире! Он везде помещается — даже в сумке для ноутбука. И знаете, после смерти жены он стал моим лучшим другом.

Люся почувствовала, как её сердце сжалось. Она впервые встретила человека, который говорил о потере с такой непринуждённостью. Спокойно. Это было странно.

— Извините, я не хотела… — сказала она, нервно глядя в чашку.

— Всё в порядке, — улыбнулся Павел. — Это было пять лет назад. Я научился жить дальше.

«Научиться жить дальше», — эта фраза осталась в голове Люси, как застывшее облако. В голове не укладывалось. Но, может, в этом и есть ответ?

На следующий день она позвонила Виктору.

— Нам нужно решить вопрос с квартирой, — сказала она, сдерживаясь, но голос всё равно дрогнул. — Я хочу сделать ремонт.

— Ремонт? — удивился он, как будто она предложила купить новый мир. — Сейчас?

— А когда? Ещё десять лет ждать? Я сделаю всё на свои деньги, но хочу, чтобы всё было официально насчёт квартиры.

— Люсь, давай не будем спешить с разделом имущества…

— А с уходом из семьи ты не спешил? — отрезала она, не выдержав. Тут же почувствовала, как её слова повисли в воздухе, а потом и в сердце. — Извини. Просто хочу определённости.

В трубке повисло молчание. Так, как всегда, когда не знаешь, что сказать.

— Хорошо, — наконец сказал Виктор. — Мой знакомый риелтор поможет с документами. Я передам ему твой номер.

— Спасибо.

Люся положила трубку, и её плечи словно ослабли. Ощущение странного облегчения заполнило её — впервые за долгое время она не чувствовала ни гнева, ни обиды. Была только решимость.

В тот же вечер Люся позвонила дочери.

— Маша, я хочу сделать ремонт в квартире. И ещё… я хочу продать свою долю дачного участка.

— Что? Мам, ты серьёзно? Вы же с папой столько лет копили на эту дачу!

— Теперь это не важно. Николай Иванович, сосед, давно хочет расширить свой участок. Это будет честная сделка.

— А папа знает?

— Узнает, — твёрдо сказала Люся. — Это моя половина, и я вправе распоряжаться ею как хочу.

После разговора с дочерью Люся достала старую коробку с фотографиями. На одной из них они с Виктором стояли на только что купленном дачном участке — молодые, счастливые, полные планов. «Здесь будет наш дом», — говорил тогда Виктор, обводя рукой пустырь.

Люся убрала фотографию обратно в коробку. Так, как обычно, убирают воспоминания, чтобы не было больно.

Три месяца спустя квартира превратилась в нечто совершенно другое. Светлые обои вместо тяжёлых тёмных, новый ламинат вместо линолеума, который, как он, просто не выдерживал времени. Современная кухня, усталый взгляд на старое «советское» пространство, которое было больше не её. Люся смотрела на результат и не могла поверить, что решилась на такие перемены.

Павел, который помогал ей с выбором материалов и часто заглядывал, чтобы проверить работу строителей, присвистнул от восхищения.

— Потрясающе! Это совсем другое пространство.

— Мне кажется, я сама стала другой, — призналась Люся. Она говорила это почти в голос, как если бы слова сами собой выходили, не зная, куда идти. — Знаешь, я подала документы на загранпаспорт. Хочу поехать в Турцию.

— В одиночку?

— Почему бы и нет? Горящая путёвка, недорого… Я никогда не была за границей.

Павел молчал, что-то обдумывая, а потом вдруг решительно сказал:

— А что если я поеду с тобой?

Люся даже не сразу поняла, что он имеет в виду. Сначала её взгляд прошёл по чашке, потом по столу, потом по его лицу. Он смотрел, как всегда — спокойным, уверенным взглядом.

— Что? — сказала она, пытаясь осмыслить. — Ты что, серьёзно?

Павел усмехнулся, видимо, поняв её сомнение.

— Послушай, мы взрослые люди. Я вполне себе могу провести с тобой время. И тебе, надеюсь, со мной тоже неплохо. Почему бы не совместить приятное с полезным? Я, кстати, английский знаю получше твоего, — подмигнул он.

— Но мы знакомы всего три месяца… — Люся пыталась продолжать отставать от его мыслей, но слова как-то сами не получались.

— А сколько нужно? Год? Пять лет? В нашем возрасте время слишком ценно, чтобы его тратить впустую.

Люся замерла. Двадцать лет с Виктором… двадцать лет, которые закончились словами «я встретил человека, с которым хочу быть». Может быть, она действительно встретила кого-то такого? Она посмотрела на Павла, и вдруг в душе что-то сдвинулось.

— Хорошо, — сказала она. — Но каждый платит за себя.

— Конечно, — сказал Павел, с лёгкостью соглашаясь. — Я не претендую на роль спонсора твоего отпуска. Хотя… с удовольствием пригласил бы тебя на ужин в хорошем ресторане на берегу моря.

Люся рассмеялась. В её душе что-то растаяло. И в этом смехе было что-то новое — возможно, надежда. А может быть, просто вера в себя. Может, пятьдесят — это не конец, а начало чего-то другого, большего, нового?

Телефон прозвонил, как раз когда она укладывала чемодан.

— Я хотел бы заехать, — сказал Виктор, без всяких приветствий. — Нам нужно поговорить.

— Сейчас не самое удачное время, — ответила Люся, оборачивая в чемодане парео. — Я уезжаю через три часа.

— Куда?

— В отпуск. Заграницу, — и в голосе её была явная гордость.

— Одна?

— Какая разница? — резко ответила Люся, не сдержавшись. — Ты же не интересовался, как я живу последние полгода.

— Люсь, это важно. Правда. Я… я наделал глупостей.

Люся вздохнула. Всё шло к этому разговору, и она это знала. Но если честно, предпочла бы избежать его. По крайней мере, сейчас.

— Хорошо, приезжай. Но у меня мало времени.

Она положила трубку и села на кровать. Что-то подсказывало ей, что сейчас что-то важное произойдёт. Но вдруг в её душе не было страха. Не было желания избежать изменений. Она была готова.

Когда Виктор вошёл, он выглядел усталым, почти осунувшимся. Остановился на пороге, как будто не знал, что делать с этим пространством, что здесь вдруг стало чужим.

— Здесь всё… по-другому, — сказал он, будто не узнал свою бывшую жизнь.

— Я сделала ремонт, — пожала плечами Люся, не испытывая ни малейшего сожаления. — Проходи, не стой в дверях.

Виктор медленно прошёл в гостиную и сел на новый диван. Его взгляд метался по комнате, стараясь зафиксировать всё. Новые шторы, светлую мебель, картины на стенах.

— Красиво, — наконец сказал он, как бы не веря. — Очень… современно.

— Спасибо, — Люся села напротив, в кресло, стараясь оставаться спокойной, даже если внутри всё колыхалось. — О чём ты хотел поговорить?

Виктор вздохнул глубоко, так, как человек, готовый признать, что не может больше молчать.

— Мы с Алиной расстались, — его голос был тихим и тяжёлым. — Я ошибся.

Люся кивнула. Она это предчувствовала, хотя не думала, что всё произойдёт так скоро.

— И что случилось? — спросила она, голос был ровным, почти без чувств.

— Она… не такая, как я думал, — Виктор потер переносицу, а потом быстро выдохнул. — У неё проблемы с деньгами. Кредиты в трёх банках. И… я был не единственным… ну, ты понимаешь.

— Не единственным женатым мужчиной, которого она запутала? — Люся не удержалась от сарказма, голос был холодным.

— Да, — признал он, подавленный и растерянный. — Она использовала меня. А я был таким глупцом…

— И теперь ты решил вернуться? — спросила Люся, не скрывая прямоты.

Виктор поднимал глаза, и в них было что-то беспомощное.

— Я… я очень надеюсь, что ты меня простишь, — сказал он, как будто это было единственное, что ему оставалось. — Люся, двадцать лет — это не шутка. Мы знаем друг друга как никто другой. Мы родные люди.

Люся стояла перед Виктором и смотрела на него так, будто это был совсем не тот человек, с которым она когда-то делила свою жизнь. Большую часть своей сознательной жизни, между прочим. А теперь — только жалость. Легкая, почти неощутимая.

— А где ты живешь сейчас? — спросила она, не глядя на него.

— Снимаю комнату у одной пенсионерки. Ужасное место, — Виктор нервно поправил рубашку, как всегда, когда не знал, как начать. — Она постоянно проверяет, не включен ли свет, экономит на отоплении, заглядывает в комнату без стука… — В его голосе звучала нескрываемая досада, но Люсе уже было не до жалости. Ей было уже всё равно.

— И ты хочешь вернуться сюда? В нашу… в мою квартиру? — она произнесла это небрежно, почти с улыбкой, которая не имела ничего общего с радостью.

— Нашу, — Виктор слегка покачал головой, как всегда, когда хотел исправить её. — Она всё еще наша. И да, я хотел бы вернуться домой. К тебе.

Люся встала и подошла к окну. За ним закат. Солнце уже клонилось к горизонту, и небо окрасилось в розовые, багровые оттенки. В три часа она будет в аэропорту, а ещё через пару часов — в самолете, который унесет её к морю, солнцу и, может быть, к новой жизни.

— Нет, Витя, — она повернулась к нему. Голос был твёрд, решение принято. — Это невозможно.

— Почему? — Виктор нахмурился, будто не мог поверить. Он, видно, всё ещё не мог понять, что произошло за эти месяцы. — Ты все еще злишься? Я понимаю, но люди совершают ошибки. Я осознал свою, и хочу всё исправить.

— Дело не в злости, — Люся покачала головой, не сдерживая чувства. — Дело в том, что я изменилась. Полгода назад я бы, может, и приняла тебя обратно. Но сейчас…

Она не договорила. Но Виктор понял. Он ведь всегда понимал её по глазам.

В дверь раздался звонок. Люся, будто отпустив свои размышления, пошла к двери.

— Извини, это за мной, — сказала она, открывая.

На пороге стоял Павел с маленьким чемоданом в руках.

— Готова к приключениям? — его улыбка была широкая, но, увидев Виктора, она тут же исчезла, сменившись неловкостью. — Ой, извини, я не знал, что у тебя гости.

— Все в порядке, — Люся шагнула в сторону, пропуская его. — Павел, это Виктор, мой… бывший муж. Виктор, это Павел, мой… друг.

Мужчины обменялись напряжёнными кивками. Павел обернулся, оглядывая Виктора, но тот, казалось, не замечал его присутствия.

— Друг? — Виктор повторил это слово с недоверием, глядя на чемодан Павла.

— Мы вместе едем в Турцию, — Люся почувствовала, как её голос стал немного легче, будто это освещало её собственную тень. — Турецкая ривьера, пятизвёздочный отель, всё включено.

— И давно вы… дружите? — Виктор не отрывал взгляда от Павла, изучая его, как будто на его лице были ответы на все вопросы.

— Три месяца, — Павел ответил спокойно, без лишних эмоций. — Мы познакомились на курсах английского языка.

— Английского? — Виктор резко перевёл взгляд на Люсю. — Ты же всегда говорила, что у тебя нет способностей к языкам.

— Оказалось, что есть, — Люся пожала плечами. — Я многое о себе узнала за эти полгода.

В этот момент раздался ещё один звонок в дверь. Люся посмотрела на часы и раздраженно пошла открывать.

— Боже, кто ещё? — удивилась она, открывая.

На пороге стояла их дочь, Маша, с рюкзаком за плечами, сияющая, как всегда.

— Сюрприз! — Маша, не выдержав, обняла маму. — Я решила приехать на выходные! У нас отменили занятия, и… — она вдруг замолчала, заметив странную атмосферу в комнате. Виктор. Незнакомый мужчина. Чемодан. Всё это создавало странную картину. — Что происходит?

— Привет, Машенька, — Виктор шагнул вперёд, словно пытаясь обнять дочь, но она отступила, став на шаг дальше от него. — Ты вернулась? А где твоя… новая подруга?

— Мы расстались, — коротко ответил Виктор, сбив с толку даже себя.

— И сразу назад? — Маша с удивлением перевела взгляд на Павла, пытаясь понять, что тут вообще происходит. — А вы кто?

— Павел, — он протянул руку, улыбаясь. — Друг твоей мамы.

— Близкий друг, я погляжу, — Маша ухмыльнулась, указывая на его чемодан. — Так быстро всё случилось.

— Мы летим в Турцию через три часа, — пояснила Люся, чувствую себя немного не в своей тарелке. — Маш, прости, я не знала, что ты приедешь…

— Так, стоп! — Маша подняла руки. — Сейчас я немного запуталась. Папа вернулся, но мама улетает в Турцию с другим мужчиной?

— Я не вернулся… то есть, я хотел вернуться, но твоя мама, похоже, уже нашла мне замену, — Виктор сказал это с горечью, прямолинейно и без прикрас.

— Не говори глупости, — оборвала его Люся. — Маша, давай пройдем на кухню. Нам нужно поговорить.

Оставив мужчин в гостиной, Люся увела дочь на кухню и коротко объяснила ситуацию.

— И ты правда едешь с ним? — Маша, всё ещё с недоверием, смотрела на маму. — Вы знакомы всего три месяца!

— Ну, вообще-то, я знаю его лучше, чем твой отец знал Алину, когда решил бросить нашу семью, — Люся сдержала взгляд. — К тому же, мы просто друзья. У нас отдельные номера.

— Мам, ты что, правда думаешь, что я в это поверю? — Маша с усмешкой покачала головой, но в её глазах мелькнула озорная искра. — Он симпатичный. И выглядит приличным.

— Он хороший человек, — Люся сказала это просто, без тени сомнения. — И с ним я чувствую себя… живой.

Маша стояла в дверном проеме и смотрела на мать, изучая её, как будто пыталась увидеть что-то важное.

— Знаешь, ты и правда изменилась. Я заметила это ещё по видеозвонкам, но вот вживую… Ты как будто… моложе стала. — её голос был почти взволнованным, что-то в ней дрогнуло, словно она не знала, как на это реагировать.

Люся слабо улыбнулась, на губах появилась неуверенная тень.

— Глупости, Машенька. Просто новая стрижка да немного спорта… — она отмахнулась, будто не замечая того, что в её жизни меняется не только внешность, но и что-то намного важнее.

— Нет, не только это, — Маша взяла её за руку, сжала, и её глаза стали серьёзными. — Ты выглядишь счастливой. По-настоящему счастливой. И если этот Павел в этом виноват — то я только за.

Люся посмотрела на дочь, затаив дыхание. А как же Виктор? Она не могла это забыть, но на этот вопрос не было готового ответа.

— А как же папа? — тихо спросила она, её голос был почти шёпотом.

— Ты хочешь, чтобы он вернулся? — Маша прямо, как всегда, не скрывая своего мнения, посмотрела на мать. Люся задумалась.

Полгода назад она бы без колебаний ответила «да», а сейчас… теперь её мысли путались, а сердце словно бы взяло отпуск.

— Нет, — сказала она, и слово повисло в воздухе. — Я не хочу возвращаться в прошлое.

Маша крепко обняла её, и это было как последнее подтверждение, что она действительно взрослая, может стоять рядом, поддерживать. И Люся почувствовала, как что-то внутри её расслабилось.

— Тогда так ему и скажи, мам. А я тут побуду, квартиру покараулю. — Маша подтолкнула её к решению, как-то так легко, что Люсе даже не стало стыдно за свои сомнения.

Вернувшись в гостиную, они застали мужчин в неловком молчании. Виктор сидел на диване, а Павел, чтобы как-то разбавить это тягостное молчание, рассматривал книги на новом стеллаже. Всё было очень правильно, очень знакомо, но слишком чуждо. Люся почувствовала, что воздух в комнате стал тяжёлым.

— Папа, — Маша подошла к отцу, и в её голосе звучала какая-то настойчивость, которой Люся не ожидала. — Можно с тобой поговорить? Наедине.

Они вышли в коридор, и Люся услышала обрывок фразы от Маши: «…не делай ей больно снова…» Это было не про неё, но как-то пронзило. Люся прикрыла глаза.

Павел подошёл к ней, заметив её замешательство.

— Все в порядке? — тихо спросил он, его взгляд был полон заботы, почти неосознанной тревоги.

— Да, — Люся улыбнулась. — Просто неожиданно… всё сразу.

— Мы можем перенести поездку, если хочешь, — предложил он, его голос был мягким, почти сдержанным. — Я пойму.

Люся подумала, но это ощущение свободы, этот порыв — он был важен. Она сжала чемодан в руках, словно сжимала свои переживания.

— Нет, — сказала она решительно. — Мы едем, как и планировали. Я не собираюсь менять свои планы из-за…

Она не закончила фразу. В комнату вернулись Маша и Виктор. Лицо Виктора было мрачным, но решительным, как будто он сейчас стоял на грани.

— Люся, я понимаю, что ты не хочешь меня видеть, — сказал он. В его голосе была горечь, и эта горечь была одновременно знакомой и чуждой. — Но я не сдамся так просто. Я докажу тебе, что изменился.

Люся вздохнула, чувствуя, как внутри неё всё зажалось.

— Витя, — она произнесла его имя, как было и раньше, но теперь этот звук не обжигал. — Не нужно ничего доказывать. Просто… живи свою жизнь. И дай мне жить мою.

Виктор открыл было рот, чтобы что-то сказать, но замолк. И только тогда, когда заметил, что Люся не собирается отступать, решил добавить:

— Но квартира… — он начал с надеждой, но тут же понял, что у него больше нет прав на её ответ.

— Останется в совместной собственности, как и было, — перебила его Люся. — Я не собираюсь ничего делить. Пока. Но я продала свою долю дачного участка и погасила остаток ипотеки за квартиру.

— Что? — Виктор был ошеломлён. — Ты продала участок? Без моего согласия?

— Свою долю, — уточнила Люся, спокойно, как всегда, когда дело касалось её прав. — На это мне не требовалось твоё согласие.

— Вообще-то, она права, — вмешался Павел. Он был всегда спокойным, даже в таких ситуациях. — По закону каждый собственник вправе распоряжаться своей долей без согласия других собственников.

— А ты кто, юрист? — Виктор вдруг вскочил, его лицо было переполнено злобой и тем, что казалось неуверенностью.

— Вообще-то, да, — Павел сказал это спокойно, даже с какой-то снисходящей улыбкой. — Частная практика, преимущественно семейное право.

Виктор посмотрел на них троих — на Люсю, Машу и Павла, как будто вдруг понял, что у него нет здесь места. Он чувствовал себя лишним в квартире, которую когда-то считал своим домом.

— Я пойду, — сказал он, его голос был холодным. — Но мы ещё поговорим, Люся. Когда ты вернешься.

— Конечно, — Люся кивнула, и на её лице появилась странная решимость. — До свидания, Витя.

Когда дверь за Виктором захлопнулась, тишина в квартире как-то неожиданно налегла на Люсю. Она стояла на месте, смотрела на пустое пространство, словно пытаясь понять, как жить с этим всем дальше.

— Ну и дела, — наконец, сказала Маша, её голос был почти безжизненным. — Мам, ты правда продала дачу?

Люся улыбнулась, но улыбка была не совсем от радости. Она почувствовала, как лёгкий ветерок свободы коснулся её души.

— Только свою половину, — сказала она, и слова её были мягкими, но в них была сила. — И знаешь, это было… как освобождение. Я вдруг поняла, что избавилась от якоря, который всё тянул назад. Просто отпустила всё…

Маша прищурила глаза, словно пытаясь понять, что скрывается за этими словами. Люся почувствовала, как её дочь, давно уже взрослая, всё ещё хочет видеть её слабой. Но Люся уже не была такой.

— А на что ты потратила деньги? Кроме ипотеки? — Маша не могла не задать этот вопрос, полный того самого интереса, который всегда был у людей, привыкших делить чужие поступки на «правильные» и «неправильные».

Люся чуть смущенно покачала головой.

— На ремонт, — сказала она. — И… на поездку в Турцию.

Маша вскинула брови, её глаза чуть-чуть заиграли хитростью.

— А говоришь, что платите отдельно, — заулыбалась она. — Мам, ну даешь!

— Так и есть! — Люся не могла не возмутиться. — Просто я себе позволила… немного роскоши. — И её глаза мелькнули тем самым блеском, который был знаком только тем, кто не боится жизни.

Павел подошел к двери, взглянув на часы.

— Я думаю, нам пора, — сказал он, словно ничего не произошло. — Такси должно приехать через пятнадцать минут.

— Езжайте, — Маша обняла мать, и в её объятиях Люся почувствовала что-то странное — не заботу, а поддержку. — Я буду здесь, когда вы вернетесь. Может, даже переведусь в местный университет. Здесь база для моей специальности лучше.

— Серьезно? — удивилась Люся, не скрывая растерянности. — Ты же говорила, что тебе нравится учиться в столице.

Маша пожала плечами, но это было не просто «пожать плечами». В её движении скрывалась некая тревога, которую она сама не могла понять.

— Нравилось, — сказала она. — Но тут тоже неплохо. И, может, тебе пригодится поддержка, когда папа начнёт атаку.

— А он начнёт, — Павел тихо и уверенно сказал это. — Мужчины вроде твоего отца не привыкли проигрывать. Особенно когда понимают, что потеряли нечто ценное.

Люся не могла не почувствовать благодарность. Никто никогда не называл её «ценной». Она не была ценной для Виктора. Но тут… с Павлом всё было иначе.

Такси приехало точно по расписанию, и Люся, почувствовав в груди странное тепло, вышла из квартиры. Это было не просто завершение дня. Это было завершение целой жизни. Она закрывала дверь не только перед собой, но и перед теми годами, которые остались в её прошлом.

Турция встретила их так, как она должна была встретить людей, освободившихся от своих долгов. Лазурное море, золотистые пляжи, роскошный отель с системой «все включено». Но главное… это была свобода. Свобода от обязательств. Свобода от старых ролей. И свобода от всего, что держало её на месте.

— Знаешь, я никогда не думала, что в сорок восемь буду купаться в Средиземном море, — сказала Люся, выходя из воды. Солнце играло в каплях на её коже, а новый купальник сидел на ней так, что могла бы позавидовать любая двадцатилетняя. Это было что-то большее, чем просто внешний вид. Это была её внутренняя свобода.

— А я никогда не думал, что в пятьдесят два влюблюсь, как мальчишка, — сказал Павел неожиданно, протягивая ей полотенце.

Люся замерла. Он сказал это. И это слово «влюблюсь» повисло в воздухе, как что-то хрупкое, но очень важное. Она знала, что они были близки все эти дни — гуляли по живописным улочкам, смеялись, купались в море. Но вот это слово… Это было не то, что можно было бы сказать просто так.

— Я тебя напугал? — Павел заметил её замешательство и в его голосе проскользнула тревога.

— Нет, — Люся покачала головой, но внутри у неё была какая-то странная неуверенность. — Просто… это немного неожиданно.

— Прости, — сказал он. — Я не хотел давить. Просто… глядя на тебя — такую красивую, свободную, счастливую… я понял, что не хочу это терять. Не хочу, чтобы эта поездка закончилась, и мы вернулись к «друзьям, которые иногда ходят в кино».

Люся посмотрела на него. Морская соль в волосах, загорелое лицо, искреннее выражение глаз — всё это как-то слилось в одно, что-то важное и настоящее. Она вспомнила Виктора, как он стоял в дверях, с сумкой в руках, и говорил: «У нас с Алиной всё серьезно». Какой контраст… Один был готов разрушить двадцать лет брака ради новой любви, а другой предлагал просто быть рядом, не требуя клятв.

— Хорошо, — она улыбнулась. — Давай попробуем.

Павел протянул ей руку, и она вложила свою в его. Этот жест был не таким, как все прежние — он был более интимным, более настоящим.

— А теперь, — сказал он с искрящейся озорной улыбкой, — как насчет того, чтобы попробовать парасейлинг? Я видел, они предлагают полеты над заливом.

— С ума сошел? — рассмеялась Люся. — Я боюсь высоты!

— А я буду держать тебя за руку, — сказал он, сжимая её ладонь. — Обещаю не отпускать.

И она согласилась. Потому что иногда, чтобы начать новую жизнь, нужно просто оторваться от земли и увидеть мир с другой высоты.

Когда через десять дней они вернулись в Москву, Люся с удивлением обнаружила, что квартира стала ещё более уютной. Маша не теряла времени даром: привезла свои вещи из общежития, повесила на стены свои картины — она всегда увлекалась живописью, да и, может, это было её способом почувствовать себя дома. И даже завела рыбок в аквариуме, они плыли там, как маленькие жизни, каждое движение — отголосок её свободной души.

— Надеюсь, ты не против соседства? — спросила Маша, обнимая мать, — Я подала документы на перевод. Здесь есть отличная программа по моей специальности.

Люся ощутила, как по её телу пробежал нежный мурашек. Маша взрослая, и эта квартира — её дом. Вдруг так ясно почувствовала, как она выросла. Даже её картины, светящиеся на стенах, казались каким-то маленьким чудом.

— Конечно, не против, — растроганно ответила Люся. — Это твой дом, не забывай.

— Папа приходил, — Маша продолжила разбирать чемоданы, будто не заметив, как она меняет свою жизнь. — Два раза.

— И что он хотел?

— Первый раз — якобы документы забрать. Второй — просто поговорить. — Маша нахмурила брови. — Выглядит неважно, если честно. Похудел, осунулся. Говорит, что снял однушку в новостройке за городом, мол, там дешевле.

Люся почувствовала укол совести, который, как шило, торчал где-то глубоко в сердце. Она не могла не думать, что будет с Виктором, несмотря на всё, что он ей причинил.

— Я ему звонила, — продолжала Маша, не скрывая лёгкого раздражения. — Предложила помочь с переездом, но он отказался. Гордый, блин. Сказал, что справится сам.

— Это на него похоже, — Люся кивнула, её взгляд немного затуманился. — Виктор всегда отказывался просить о помощи, даже когда было очевидно, что он не справляется.

Маша остановилась, внимательно посмотрев на мать.

— А ещё он спрашивал про тебя и Павла, — сказала она. — Хотел знать, серьёзно ли это.

Люся почувствовала, как внутри что-то сжалось, как будто мрак на сердце.

— И что ты ему ответила?

— Что это не его дело. — Маша засмеялась, но в её голосе не было веселья. — Но, кажется, его это не убедило. Он сказал, что будет бороться за тебя.

Люся вздохнула, как будто тяжёлый груз лег на её плечи. Она снова почувствовала этот момент, когда мир резко и болезненно поворачивает в другую сторону.

— Я поговорю с ним, — сказала она с твердостью, которой не было в последние полгода. — Нужно раз и навсегда прояснить ситуацию.

Разговор состоялся через несколько дней. Место было выбрано нейтральное — кафе рядом с парком, где они когда-то гуляли по выходным, рука об руку, без мыслей о конце. Люся, взглянув на Виктора, поняла, что даже это место для них уже не то.

— Ты выглядишь прекрасно, — сказал Виктор, когда они сели за столик. В его голосе была не только попытка вежливости, но и то, что всегда сопровождало его разговоры с ней — горечь неудачных попыток вернуться.

— Спасибо, — Люся отпила глоток кофе, но её глаза, как и его, не могли скрыть чувства. — Как ты?

— Нормально, — Виктор пожал плечами, но его осунувшееся лицо говорило другое. — Снял квартиру. Обустраиваюсь потихоньку.

— Это хорошо, — Люся чувствовала неловкость, её слова были как вода, стекшая с камня. — Маша сказала, что ты приходил…

— Да, хотел поговорить с тобой. Люся, я всё ещё считаю, что мы могли бы… начать всё заново.

Люся покачала головой, и этот жест был в ответ на всю его просьбу. Она уже знала, что ответить. Слишком многое прошло. Слишком много всего случилось.

— Витя, это невозможно, — она сказала тихо, но твёрдо. — Слишком многое изменилось.

— Из-за этого Павла? — в его голосе проскользнула горечь, ревность, которую он уже не скрывал. — Ты едва его знаешь.

— Дело не только в нём, — Люся подняла взгляд. В её глазах была решимость, которую она наконец-то нашла в себе. — Дело во мне. Я изменилась. Я больше не та женщина, которую ты оставил полгода назад.

Виктор помолчал, как будто думая, как найти слова, чтобы вернуть её. Он будто искал в её глазах ответ, который не был ему обещан.

— Люся, двадцать лет — это не шутка. У нас общая история, общая дочь… столько воспоминаний…

Люся сдержала порыв в сердце. Все эти воспоминания останутся с ней, но она уже не хотела жить прошлым.

— И все эти воспоминания всегда будут со мной, — сказала она мягко. — Но я не хочу жить прошлым. Я хочу идти вперёд.

— С ним? — Виктор не скрывал ревности. Он даже не пытался это спрятать.

— Возможно, с ним. Возможно, одна. Но точно не с тобой, Витя. — Она сделала паузу, и её глаза стали мягче, но в них было что-то невыносимо честное. — Знаешь, когда ты ушел, мне казалось, что моя жизнь закончилась. Что без тебя я не справлюсь, не смогу быть счастливой. А потом оказалось, что могу. И это… освобождает.

Виктор молчал, крутил чашку с остывшим кофе, как будто пытаясь размешать в себе то, что давно уже не перемешать.

— Я никогда не хотел делать тебе больно, — наконец сказал он, глядя на неё с той самой тоской, что когда-то была ему привычна.

— Знаю. Но ты сделал, — Люся улыбнулась. Удивилась, что она улыбается, но что-то внутри её тихо и уверенно говорило: так должно быть. — И я благодарна тебе за это.

Виктор замер, не успев скрыть удивление, которое, как тень, пробежало по его лицу.

— Потому что иначе я бы никогда не узнала, на что способна, — добавила Люся, наслаждаясь этим моментом. Это был тот момент, когда она впервые по-настоящему почувствовала себя живой. Сильной. Настоящей.

— И что теперь? — он потянулся к своей чашке, но руки, как будто, потеряли силу. — С квартирой, с нами?

— Квартира останется в совместной собственности, как и было, — она не отводила взгляда, говоря спокойно, с полным осознанием своей правоты. — Ты можешь приходить к Маше, когда захочешь. Мы всегда будем связаны через неё. Но между нами… между нами всё кончено, Витя.

Он кивнул, и на его лице не было ни удивления, ни злости. Было только полное признание поражения. Он не пытался спорить. Он понял.

— Ты действительно изменилась, — сказал он, с грустью на губах, и его взгляд где-то потерялся за горизонтом. — Раньше ты никогда не была такой… решительной.

— Раньше я никогда не была такой свободной, — ответила Люся, вставая. Это было похоже на движение по давно пройденному пути, но уже с другим ощущением. Прощай, Витя. Она уже не искала его взгляда. — Прощай. И… будь счастлив, ладно?

Она вышла из кафе, и воздух, холодный и чистый, мгновенно обнял её, как свежая весна, которая вот-вот должна была войти в её жизнь. Легкость на душе. Это был тот момент, когда она вдруг осознала, что начинает новую жизнь. Жизнь, которая уже не зависит от других. Впереди было лето, новая работа, и её сердце, возможно, откроется новой любви.

Прошёл год, и вот Люся сидела на террасе своего нового дома — небольшого, уютного коттеджа в пригороде, который пах зеленью и тишиной. Рядом сидел Павел, а у его ног дремал корги Чаплин, прижмурив глаза от солнечного света. Они пили вечерний чай и смотрели на тот закат, который был тихим и, по-своему, магическим.

— О чём думаешь? — спросил Павел, заметив её задумчивое лицо. Он всегда умел читать её мысли, как книгу. И если она молчала, он всё равно знал, что она чувствует.

— О том, как всё изменилось за полтора года, — ответила она, поглаживая ладонью чашку. — Кто бы мог подумать, что в почти пятьдесят я начну новую жизнь?

— Кто бы мог подумать, что в пятьдесят три я буду жить с прекрасной женщиной, которая делает меня счастливым каждый день? — он улыбнулся, и его слова звучали искренне, как только мог бы сказать тот, кто по-настоящему ценит.

Их отношения развивались плавно, без спешки. Сначала они просто проводили выходные друг у друга, потом отпуска, затем несколько дней в неделю, и только когда они начали ощущать, что врозь скучают больше, чем раздражаются, решили жить вместе. Дом купили совместно — не в ипотеку, а за сбережения и деньги от продажи квартиры Павла. Квартиру Люси оставили Маше, которая недавно закончила университет и устроилась работать в местную компанию.

Виктор тоже наладил свою жизнь. Спустя несколько месяцев депрессии, он наконец взял себя в руки, сделал ремонт в своей съемной квартире и даже начал встречаться с женщиной своего возраста, бухгалтером из соседнего офиса. Люся знала это, и уже не чувствовала боли. Он стал таким же, как был, но с другим человеком. Люся тоже была другой.

— Звонил Витя, — сказала Люся, вспоминая. — Приглашает нас на свадьбу. Они с Ириной решили расписаться.

— Ты пойдешь? — спросил Павел, без тени ревности, но с тем интересом, который бывает у человека, не имеющего скрытых мыслей.

— Наверное, да, — пожала плечами Люся. — Это будет символично, не находишь? Полный круг.

Павел задумался, а потом, как бы невзначай, сказал:

— Может, и нам стоит подумать о чём-то подобном?

— О свадьбе? — Люся расхохоталась. — В нашем возрасте?

— А почему бы и нет? — Павел посмотрел на неё с такой искренней улыбкой, что она почувствовала, как её сердце заполняется теплотой. — Я никогда не был так счастлив, как с тобой. И хочу, чтобы все знали, что ты — моя семья.

Она остановилась, глядя на него. Люся думала о том, как, казалось бы, невозможно найти любовь, когда ты в ней не веришь. А он пришёл в её жизнь, когда она меньше всего этого ожидала.

— Хорошо, — сказала она, решив в этот момент принять то, что она не могла долго понять. — Давай попробуем.

— Правда? — обрадовался Павел, и его лицо озарилось светом. — Ты выйдешь за меня?

— Да, — ответила Люся, её улыбка была мягкой, а в её голосе звучало что-то такое, что он, наверное, даже не знал, что услышит. — Но никаких пышных торжеств и белых платьев. Просто ты и я, и наши самые близкие люди.

Павел обнял её, и они сидели так, молча, в этот вечер, когда последний луч солнца превращал небо в невероятный розовый цвет. Люся думала о том, как странно устроена жизнь: иногда нужно потерять что-то ценное, чтобы найти что-то бесценное.

Через месяц они расписались в маленьком ЗАГСе, в присутствии только Маши, детей Павла и нескольких близких друзей. А затем отправились в Италию — не в Турцию, как это было бы привычно, а в страну, о которой они давно мечтали.

На свадьбу Виктора Люся пришла с Павлом. Бывший муж встретил их с искренней улыбкой, представил свою невесту, женщину с добрыми глазами.

— Я рад, что ты счастлива, — сказал Виктор, отведя Люсю в сторону. — Ты это заслужила.

— Ты тоже, — искренне ответила она. — Ты тоже.

— Знаешь, — Виктор помялся, а его взгляд стал немного мягче, — я ведь тогда правда думал, что без меня ты пропадешь. Ты всегда казалась такой… зависимой от меня.

— Я и сама так думала, — призналась Люся. — Забавно, правда? Иногда мы сами не знаем, на что способны, пока жизнь не заставит нас проверить свои силы.

— И всё-таки, — Виктор посмотрел ей в глаза. — Мне жаль, что я причинил тебе боль.

— А мне нет, — она улыбнулась, глядя на его удивленное лицо. — Потому что иначе я бы никогда не нашла себя. И никогда бы не сказала: «Променял меня на молодую, а теперь решил вернуться? Нет уж, Витя, сиди там, куда ушел».

Твою мать, ты меня ещё учить будешь?! Моё имущество, и никакие риелторы не изменят этого! — Ольга повернулась к двери

— Вы в своём уме? — Ольга была готова взорваться, но взгляд её был прикован к Максиму. — С какой стати вы привели риелтора в МОЙ дом? И с какой стати вы вообще имеете право искать покупателей на МОЮ квартиру?

— Оленька, не горячись! — Татьяна Петровна сбросила пальто, словно это вообще что-то решает в этой ситуации. — Всё к лучшему! Покупатели предлагают очень хорошую цену — девять миллионов! Этого хватит на домик и даже на ремонт! Представляешь?

***

— А мама говорит, что сейчас — идеальный момент для покупки загородной недвижимости! — между делом проговорил Максим, так и не оторвавшись от экрана телевизора. Словно чёрт, а не человек, а телевизор — это священная икона.

Ольга спокойно поднесла бокал к губам и сделала глоток. Вино, как всегда, горчит. Она уже чувствовала, как эта, казалось бы, невинная фраза опять повлечет за собой ту самую, знакомую до дыр, тираду.

— Да? И на какие деньги твоя мама собирается эту загородную хрень покупать? — спросила она, стараясь держать голос ровным, без лишних акцентов, но в глазах уже вспыхивал тот самый огонь, который не обманешь.

Максим снова пожал плечами, на лице — полное безразличие. Очевидно, фильм его снова поглотил. Очередной нудный боевик. Всё вечно одно и то же.

— Ну, у неё есть кое-какие сбережения! Конечно, на нормальный дом с участком не хватит, но это… такое дело, можно как-нибудь!

На экране главный герой эффектно убегал от погони, но Ольга уже не могла сосредоточиться. Она знала, что этот разговор — просто бесконечная песня, повторяющаяся с каждым месяцем. С каждым разом намёки становились всё более прозрачными, но всё такие же гадкие. А, чёрт, вот и снова!

— Максим, давай без лишних приколов, а? Ты опять хочешь что, поговорить о моей квартире?

Максим оторвался от экрана, наконец, и повернулся к ней. В его глазах явно была готовность к очередной давящей лекции о мамочке.

— Оль, ну ты же понимаешь, как маме тяжело в городе! У неё астма! Прямо вот на каждом углу! Врачи говорят — воздух чистый ей надо! А у нас с тобой две квартиры, которые просто пустуют, а деньги с них капают, ну… так себе!

— Не пустуют, а сдаются! — возразила Ольга. — И не «капают», а помогли закрыть ипотеку за четыре года. Кстати, за нашу квартиру, между прочим, ты забыл!

Максим раздражённо махнул рукой, будто бы её слова — это ничто. И в ответ она услышала:

— Да, да, помню я. Но, как по мне, ипотека закрыта, а вот теперь — можно и о маме подумать!

Ольга почувствовала, как внутри всё сжалось. Ну что, опять? Чего он хочет на самом деле? Кто из нас тут вообще за всех отвечает?

***

Ольга поставила бокал на стол и выключила звук телевизора. Больше не было смысла делать вид, что они просто сидят, расслабленно смотрят фильм и беседуют. Этот фарс давно уже всех достал.

— Слушай, я не против помочь твоей маме, но почему моя квартира должна идти под нож? У тебя ведь есть тоже квартира, купленная до брака. Почему бы тебе её не продать, если ты так переживаешь за здоровье Татьяны Петровны?

Максим сделал кислую гримасу, как будто проглотил лимон с кожурой.

— Моя квартира в гораздо более престижном районе, ты знаешь! И за неё больше платят! — он как обычно сам себе поверил, при этом так важно скривил рот.

— Максим, ты врёшь, — спокойно возразила Ольга, отложив нож для нарезки. — Твоя однушка на окраине приносит на десять тысяч меньше, чем моя квартира возле метро! И это при том, что я недавно там всё перевернула, сделала ремонт!

Максим встал с дивана и начал нервно перемещаться по комнате, как будто там, на ковре, его проблемы лежат. Он всегда так делал, когда начинал нервничать.

— Дело не только в деньгах, Ольга! Это квартира от дедушки, понимаешь? Семейная история! — он совершенно серьёзно это сказал, пытаясь как-то оправдать своё драгоценное наследство.

Ольга сдержала улыбку, но глаза заискрились.

— А моя квартира без истории, да? — её голос стал чуть громче, как будто эта «история» до сих пор колотила ей в сердце. — Я пять лет ради неё горбатилась, каждую копейку откладывала! Это мой единственный реальный актив, моя финансовая подушка безопасности!

Максим сделал невидимое движение руками, словно всё это мелочь.

— А я тебе разве не подушка безопасности? — он попытался пошутить, но Ольга не растаяла.

— Ты серьёзно думаешь, что я не заметила, как твоя мама целенаправленно пытается отжать мою вторую квартиру? — она сверкнула глазами.

Максим замер. Он, как всегда, не хотел признавать очевидного.

— Нет, не понял! — в его голосе не было ни капли искренности, только упрямство.

Ольга вздохнула, чувствуя, как её терпение заканчивается.

— Это уже третий раз за месяц, когда ты «невзначай» поднимаешь эту тему! А свою «святую» мамочку ты что, никогда не обвиняешь? — с горечью спросила она.

Максим остановился, побагровев от злости.

— Не смей так говорить о моей матери! Она просто хочет улучшить свои жилищные условия на старости лет! А ты всё упираешься из-за какой-то жадности.

— Жадности? — переспросила Ольга, чувствуя, как её гнев начинает разгораться. — Почему же ты тогда сам не проявишь щедрость? Отдай ей свою квартиру и дело с концом!

— Это совершенно другое! — отрезал Максим, забыв, что его объяснения больше похожи на оправдания.

Ольга поднялась с дивана и подошла к нему. Глаза прямо в глаза, слов больше не было.

— Почему другое? — в её голосе была не только обида, но и ярость. — Потому что тебе жалко твоё, а моими можно разбрасываться, да?

Максим отвёл взгляд, и Ольга поняла — он боится. Боится, что правда всплывёт наружу.

— Ты всё усложняешь, — произнёс он, делая шаг назад.

— Нет, это ты всё усложняешь! — сказала Ольга, её слова были резкими, как нож. — Мы договаривались, что наши добрачные квартиры остаются при нас! Это было одним из условий нашего брака, ты сам на этом настаивал! А теперь вдруг решила, что моя квартира должна стать подарком твоей матери?

— Это не подарок! — возразил Максим, как ребёнок, который находит оправдание любой своей шалости. — Просто помощь близкому человеку!

— Близкому тебе, не мне! — отрезала Ольга. — И если ты так хочешь помочь, делай это за свой счёт, а не за мой!

Пищевая пауза. Воскресный обед в квартире Ольги и Максима всегда был какой-то постановочной сценой. Обычно Ольга готовила что-то особенное, как для какого-то особого случая, накрывала стол красивой скатертью, даже свечи зажигала. Но сегодня свечей не было. Макароны с супом. Всё как-то не хотелось стараться после той перепалки.

Звонок в дверь раздался ровно в два часа.

— Открой, это твоя мама! — Ольга даже не взглянула на Максима, продолжая нарезать салат.

Максим молча встал и вышел в прихожую. Через минуту до кухни донеслись восторженные крики Татьяны Петровны.

— Сыночек! Какой ты у меня красивый, настоящий мужчина! — Татьяна Петровна, как всегда, не могла прекратить осыпать своего сына лести. И ей было лет шестьдесят два, но это никак не мешало ей обращаться с Максимом, как с пятилетним мальчиком.

Ольга закатила глаза, но не сказала ни слова.

— Здравствуйте, Татьяна Петровна! — она вышла из кухни, вытирая руки о полотенце.

Свекровь едва кивнула, холодно, почти высокомерно.

— Здравствуй, Ольга! Чем это у вас так вкусно пахнет?

— Макаронами… Или супом… — коротко ответила Ольга. — Проходите, всё уже почти готово!

***

Татьяна Петровна, сидя за столом, с видом истинной дамы начала очередной свой монолог о том, как она вчера ездил к Зинаиде Петровне. Ну конечно, не успела она закончить фразу, как Максим уже был в её полном распоряжении: глазки загорелись, уши навострились. Как же, он каждый раз ловит каждый её взгляд, как если бы она открыла ему секрет вселенной. Ольга сидела молча, рисуя в голове, как выбрасывает этот идиотский сервиз из окна.

— А я, представляете, вчера ездила за город к Зинаиде Петровне! — сказала Татьяна Петровна, промокнув губы салфеткой, как будто только что исполнила арию на сцене. — Она в прошлом году купила там домик! Очень уютно! И воздух, дети мои, какой там воздух!

Максим в ответ ловко пододвинул ей тарелку с ещё горячими пельменями и заполнил её бокал компотом, с таким видом, как будто только что спас мир. Ольга сдержалась, чтобы не схватить вилку и не воткнуть её в собственную руку. Зачем, когда можно спокойно сделать это в голове?

— И вы тоже хотите домик за городом, Татьяна Петровна? — не выдержала Ольга, ткнув вилкой в салат с каким-то остервенением.

Татьяна Петровна сразу почувствовала момент, когда можно развить свой план.

— Ох, Оленька, в моём возрасте пора думать о тихой гавани! Врачи говорят, что городской воздух мне противопоказан с моей астмой! Да и нервы уже не те — шум, суета…

— И вы уже присмотрели что-то конкретное? — Ольга продолжала эту пьесу.

— Да, есть одно чудесное место… — глаза Татьяны Петровны загорелись, она откинулась на спинку стула, словно принцесса на троне. — Небольшой домик, участок шесть соток, сосны вокруг! Райское место!

— И сколько стоит этот рай? — Ольга не скрывала, что интересуется исключительно из спортивного интереса.

— Восемь с половиной миллиона! — свекровь протянула эту цифру так, будто сказала, что домик за 10 рублей сдается. — В наше время это просто копейки!

Ольга не смогла скрыть усмешки.

— И у вас есть эти деньги? — спросила она, прям как прокурор на допросе.

Татьяна Петровна вздохнула, почти драматически.

— К сожалению, моя пенсия не позволяет накопить такую сумму. У меня есть около полутора миллионов сбережений, но этого, конечно, недостаточно…

— Мама предлагала продать свою квартиру… — вставил Максим, пытаясь как-то прикрыть мать.

— Но это не вариант! Куда она потом вернётся, если вдруг что-то пойдёт не так? — Ольга резко выдала свою реплику, даже не глядя на Максима.

В комнате стало настолько тихо, что можно было услышать, как старые часы на стене тикают. Татьяна Петровна опустила глаза, но только на мгновение, потом посмотрела на Ольгу, как на врага.

— Оленька, я бы никогда не стала просить о таком, если бы речь не шла о моём здоровье! Но врачи говорят…

— Врачи много чего говорят! — перебила её Ольга, не скрывая сарказма. — А мне кажется, что ваша астма обострилась именно тогда, когда мы с Максимом закрыли ипотеку! Удивительное совпадение, не правда ли?

— Ольга! — воскликнул Максим, как скунс, у которого только что отняли его любимую игрушку. — Ты бы язык прикусила!

— Нет-нет, всё в порядке! — Татьяна Петровна поставила руку на руку сына, притворяясь, что вся эта драма — просто недоразумение. — Оленька просто переживает за своё имущество, это естественно!

— Да, представьте себе, переживаю! — Ольга отодвинула тарелку с таким видом, что Максим, наверное, в этот момент захотел уйти в молчание навсегда. — Квартира, которую я купила на свои деньги, до брака с вашим сыном, внезапно должна стать подарком вам! А Максим свою квартиру продавать не собирается, хотя тоже мог бы помочь любимой маме!

— У Максима особенная квартира! — Татьяна Петровна поджала губы. — Его дедушка…

— Бросьте! — усмехнулась Ольга, как будто слышала эту песню сто раз. — Максим в этой квартире до переезда ко мне жил всего три года! Ничего особенного в ней нет, кроме того, что она его, а не моя!

— У тебя совсем нет сердца! — вдруг тихо произнесла Татьяна Петровна, бросив последний козырь.

— А семейные ценности — это когда продаётся моя квартира, а не Максима? — парировала Ольга, едва сдерживая ярость. — Или когда вы не предлагаете продать свою, а претендуете на мою?

Максим резко стукнул ладонью по столу, изо всех сил пытаясь быть «мужчиной в доме».

— Хватит! Не позволю тебе разговаривать с моей матерью в таком тоне!

— А с женой, значит, можно в любом, да? — Ольга встала и, не смотря на Максима, направилась к двери. — Татьяна Петровна, если вам так нужны деньги на домик, продайте свою квартиру! Или пусть ваш сын продаст свою! А моя квартира — не обсуждается!

Дальше было тишина. Полное молчание в доме. Ольга понимала, что её брак — это не то, что она думала.

***

Ольга вышла из квартиры, как тень. Тихо, без шума, просто открыла дверь и шагнула в подъезд, даже не прикрыв за собой. Зачем? Да потому что ей нужно было время. Время, чтобы хоть как-то собрать свои мысли, чтобы всё осознать. От этой ситуации голова шла кругом, а на душе было так мерзко, что хотелось просто сбежать и не возвращаться.

Она села на скамейку за домом, в том месте, где никто её не найдет. И час прошел, как один миг. Когда Ольга вернулась, Татьяны Петровны уже не было. А вот Максим встретил её, как положено: с виноватым лицом, как будто его поймали на месте преступления.

— Ты где была? Я волновался! — его голос срывается на ноте паники.

Ольга посмотрела ему в глаза, и там не было ни капли сочувствия. Скорее, сплошное презрение.

— Правда? — она улыбнулась без веселья. — А мне кажется, у тебя были более важные дела с мамой, чем волноваться за меня.

Максим отводит взгляд. Ну, конечно.

— Ты заходила? Всё слышала?

— Достаточно, чтобы понять, какие планы строит твоя мать! — она проходит в гостиную и, как побитая собака, садится в кресло. — Фиктивный развод, Максим? Ты серьёзно?

Он задыхается, пытается оправдаться, но это не спасёт.

— Это была мамина идея, не моя! Я бы никогда… — его голос дрожит от того, как он не уверен в себе.

— Но ты даже не отказался сразу! — огрызнулась Ольга. — Ты даже обсудил это как вариант! А теперь что? Мне тут глаза выкатываешь?

Максим злится, начинает махать руками, нервничать, а она всё сидит, холодная, как лёд.

— Я просто выслушал! — его голос стал жёстче, но Ольге плевать. — Не делай из меня злодея! Ты ведёшь себя неразумно, и поэтому маме приходится искать обходные пути!

— Я веду себя неразумно? — Ольга не верит собственным ушам. — Это я пытаюсь отнять твою собственность, а не ты мою! Это моя мать предлагает провернуть аферу с разводом! Ты хоть понимаешь, что твоя мамочка, мягко говоря, не совсем адекватная?

Максим машет рукой, как будто её слова — это нечто маловажное.

— Всё не так! Ты не понимаешь ситуацию! Маме действительно нужен этот дом! У неё обострение астмы, ей тяжело дышать в городе!

— А почему решение её проблем должно лечь на мои плечи? — Ольга встала, горло сжалось от ярости. — Почему не на твои? Ты её сын!

— Потому что моя квартира…

— Да-да, особенная, с историей! — перебила его Ольга, не выдержав. — А моя, значит, мусорная? Ты, видимо, забыл, что есть такая штука, как двойные стандарты?

Максим нервно тянет руку по волосам, уже не зная, что делать с этой ситуацией.

— Ты просто не хочешь помочь моей семье!

— Я и есть твоя семья, если ты не забыл! — её голос стал тише, но не менее ядовитым. — По крайней мере, я думала, что это так!

Максим зарычал, руки в боки, будто готов к драке.

— Перестань всё сводить только к себе! — отмахнулся он. — Никто не собирается с тобой разводиться! Но если бы ты действительно любила меня, ты бы не заставляла меня выбирать между тобой и мамой!

Ольга поднялась с кресла, как в темпе. Рука в кармане сжалась от злости.

— Я не заставляю тебя выбирать! Я просто прошу уважать моё право распоряжаться своим имуществом! А теперь скажи мне честно: если бы речь шла о твоей квартире, ты бы согласился её продать?

Пауза. Она чувствовала, как его нервы начинают сдаваться.

— Вот видишь! — усмехнулась она, но это была уже горечь, а не смех. — Всё ясно и без слов! Ты ждёшь от меня жертвы, на которую сам не готов пойти!

И всё. Больше ни слова. Тихо, как в могиле, осталось в квартире. Только воздух от этих слов, тяжёлых и нечистых, висел, и Ольга знала — ничего не будет прежним. Всё. Конец.

Утро. Солнечное, как ни странно. Ольга проснулась раньше, чем обычно. Не могла спать. Смотрела в потолок, пытаясь собрать себя. Рядом Максим спал. Но не рядом. Уже давно между ними была пропасть. Вроде бы спят вместе, а на самом деле — каждый в своём мире.

Она встала, стараясь не будить его, и пошла готовить кофе. Нужно было думать. О будущем. О том, как идти дальше, потому что то, что было — это уже не она и не он. А теперь вот ещё и этот развод. Ложь. Легкость с которой он встал на сторону своей мамы.

Звонок в дверь. Ольга лениво пошла открывать. В выходные они никого не ждали.

— Доброе утро, Оленька! — свекровь уже на пороге, с глазами полными фальшивой радости. А с ней какой-то мужик в дорогом костюме.

Ольга резко остановилась. Всё это было не к добру.

***

Ольга застыла в дверях, не веря своим глазам. Татьяна Петровна, не удосужившись спросить разрешения, влетела в квартиру, как в свою собственную, таща за собой какого-то мужика в костюме, который, судя по всему, и был этим «специалистом». Хорошо, что они не прихватили ещё пару контейнеров для мусора, чтобы в полном составе окупировать её жизнь.

— Максим! У нас гости! — крикнула Ольга, сдерживая ярость, которая уже поднималась в груди.

Максим вышел из ванной, пытаясь быть элегантным, вытирая голову полотенцем, как если бы это могло что-то изменить. Когда он увидел маму с незнакомцем, то застыл на месте, как будто его только что ударили током.

— Мама? Что происходит? — спросил он, совершенно не понимая, в каком мире он живет.

— Всё прекрасно, сынок! — Татьяна Петровна заулыбалась, как всегда, до ушей. Если бы не её глаза, светящиеся ложью, можно было бы поверить в эту фальшивую идиллию. — Я нашла покупателя на Ольгину квартиру! Олег Дмитриевич поможет нам с оформлением!

Ольга почувствовала, как её внутренности кипят, а зубы сжались так, что казалось, сейчас выпадут.

— Вы в своём уме? — Ольга была готова взорваться, но взгляд её был прикован к Максиму. — С какой стати вы привели риелтора в МОЙ дом? И с какой стати вы вообще имеете право искать покупателей на МОЮ квартиру?

— Оленька, не горячись! — Татьяна Петровна сбросила пальто, словно это вообще что-то решает в этой ситуации. — Всё к лучшему! Покупатели предлагают очень хорошую цену — девять миллионов! Этого хватит на домик и даже на ремонт! Представляешь?

— Татьяна Петровна! — Ольга пыталась говорить спокойно, но голос предательски дрожал от гнева. — Я не продаю свою квартиру! Я не давала согласия искать покупателей! И я требую, чтобы вы и ваш… «специалист» немедленно покинули мой дом!

Риелтор стоял там, как ёжик, не зная, куда прятаться. Видно, не ожидал он, что окажется в центре такого шоу.

— Максим, скажи что-нибудь! — Татьяна Петровна обратилась к сыну с таким лицом, будто от его решения зависела жизнь планеты. — Объясни своей жене, что это выгодное предложение!

Ольга почувствовала, как её сердце готово вырваться из груди. Это был тот момент. Вот сейчас он покажет, на чьей он стороне. Вот сейчас…

Максим кашлянул, пытаясь сохранить лицо.

— Мама, Ольга права! — он наконец сказал что-то, что Ольге хоть немного скрасило её горечь. — Вы не можете без её согласия продавать её квартиру! Это… Это неправильно…

Ольга подняла брови. Она не верила своим ушам. На секунду ей показалось, что вот оно — светлое будущее, в котором она не одна против этой мерзкой машины под названием «семейный бизнес».

Но её надежды рухнули, как карточный домик, когда он продолжил:

— Но, Оль, может, всё-таки рассмотрим это предложение? Девять миллионов — очень хорошая цена!

Ольга почувствовала, как внутри всё просто сжалось. Это был удар ниже пояса.

— Ты серьёзно? Ты всё ещё не понял, что твоя мать, как хищная кошка, пытается отжать мою квартиру? — голос Ольги был полон горечи и разочарования. — Вы оба решили всё за моей спиной! Привели какого-то постороннего человека в мой дом! И ты, ты, Макс, действительно считаешь, что я должна сдаться и продать свою квартиру?

Татьяна Петровна, всегда готовая к манипуляциям, подняла руки в стороне от лица, будто бы отмахиваясь от тяжёлых обвинений.

— Какие страшные слова — «отжать», «сговорились»! Мы просто пытаемся сделать всё правильно! Ты вообще что, совсем с ума сошла, Оленька?

— Для кого, Татьяна Петровна, для кого? — Ольга прошлась по комнате, не обращая внимания на риелтора, который уже пытался скрыться за дверью. — Для себя! Ты даже не скрываешь, что пытаешься продать мой дом, потому что тебе не хватает на дачу!

Ольга подошла к двери и распахнула её. Молча.

— Уходите! Оба! — её голос звучал жёстко, как приговор. — Олег Дмитриевич, или как вас там, прошу прощения, что втянули вас в эту грязную историю, но сделки не будет.

Риелтор понял, что не его день, кивнул и поспешил ретироваться.

— Извините за беспокойство! Всего доброго! — его слова, как и его саму, унесло с ветерком.

Но Татьяна Петровна не двигалась. Она стояла, как скала, готовая к любой буре.

— Я никуда не уйду, пока мы не решим этот вопрос! Максим, скажи ей! Заставь её! — её голос звенел от паники.

Максим стоял, как загнанный пес. Он опустил голову, потом поднял глаза — в них был такой беспомощный взгляд, что Ольга даже на секунду задумалась, не пожалеть ли его.

— Ольга, давай просто обсудим это спокойно! Никто не заставляет тебя продавать квартиру прямо сейчас! — наконец произнёс он.

— Нечего обсуждать! — Ольга просто не могла больше молчать. — Я не продаю свою квартиру вообще! И точка! А теперь мне нужно собрать вещи.

Максим растерянно пялил на неё глаза.

— Какие вещи? — спросил он, как будто вообще не понял, что происходит.

— Свои! — Ольга уже направлялась в спальню, чтобы собрать свои вещи. — Я переезжаю в свою квартиру! Ту самую, которую твоя мать так хочет продать!

— Ты с ума сошла! — Максим пошёл за ней, не веря своим ушам. — Из-за квартиры ты готова разрушить наш брак?

Ольга резко обернулась, не скрывая в голосе ни боли, ни ярости.

— Не я разрушаю наш брак, Максим! Это делаешь ты, выбирая свою мать вместо меня! Это делает она, вмешиваясь в нашу жизнь! А ещё, кстати, я подаю на развод. Настоящий развод, не фиктивный! И на раздел имущества тоже подам — половина этой квартиры по закону моя!

Татьяна Петровна чуть не упала, хватаясь за сердце, как будто кто-то ей нож в спину вонзил.

— Что за бред ты несёшь?! Максим, что ты стоишь, как тупой столб? Сделай что-то!

Максим, стоя как истукан, тупо смотрел, как Ольга собирает свои вещи в чемодан, не обращая на него ни малейшего внимания.

— Ты не можешь просто так уйти… — наконец выдавил он, будто хотел добавить что-то ещё, но не знал что.

— Могу! — сказала она, не меняя выражения лица. — И ухожу. Ключи на столе оставлю, чтоб потом не бегать за ними, как за последней надеждой. И подам заявление на развод. Завтра.

Максим остался как истукан, застывший в одной позе, даже не пытаясь пошевелиться.

Через час Ольга вышла из подъезда, с чемоданом и сумкой через плечо. Максим и Татьяна Петровна стояли у окна, как два идиота, смотрели ей в спину. Татьяна Петровна вдруг выдохнула.

— Она вернётся! Вот увидишь, поиграет в независимость и вернётся. Такая у неё слабость, знаешь ли.

Максим молчал, смотря на неё пустым взглядом, будто все его слова окончательно ушли куда-то в далёкие дали.

— Нет, мама… — наконец сказал он. — На этот раз она не вернётся…

И да, он был прав. В этот раз Ольга не собиралась больше оглядываться.