Ты должна помочь тридцатилетнему брату устроиться на работу. Сестра всю жизнь несет ответственность за брата

«А тебе подарка нет, ты плохо себя вела в этом году» – эти слова эхом доносились из прошлого Екатерины, но сейчас в телефонной трубке она слышала приторно-сладкий голос матери.

– Совсем ты, доченька, о нас забыла: не навещаешь, внучку погостить не привозишь. Чем я заслужила такое отношение? – Александра Романовна почти плакала в трубку.

– Дел много, – соврала Катя. – У Миланы гимнастика через день, она еле успевает с уроками, – добавила она.

– Понятно, – печально вздохнула мать. – Не буду вас отвлекать. Хорошего вечера.

– Взаимно, – с трудом выдавила из себя Катя.

Муж Кати, Сергей, все это время сидел рядом на диване. Он долго смотрел на жену, а потом, как только она положила телефон, заинтересовано спросил:

– Почему мы не общаемся с твоими родителями?

– Даже не знаю, – пожала плечами супруга, хотя она прекрасно понимала почему избегает этих встреч.

***

– Ты просто глупая! Не существует никакого деда Мороза! Родители дарят нам подарки, – грубо высказался Вадим, глядя на младшую сестру.

Катя смотрела на брата, округлив глаза и хлопая длинными черными ресницами. В тот момент ей было всего семь лет, и она так хотела верить в чудо, но старший брат в одно мгновение разрушил девчачьи мечты. Вдруг резкий шум прервал раздумья девочки.

– Кто съел все пирожные, которые мать приготовила к новому году? – закричал их отец, Андрей Петрович, войдя в комнату. Он грозно посмотрел на детей.

– Кому же это быть, как не Катьке, – затараторил Вадим, хитро посматривая на сестру. – Ты посмотри, отец, у нее вся юбка в креме!

Девочка испуганно оглядела свою одежду и увидела, что на юбке действительно виднелись свежие пятна.

– Пап, но это не я! Честное слово! – Катя начала плакать.

– Иди в комнату! – рявкнул отец.

Этот Новый год остался в памяти Кати навсегда: её спина болела от ссадин, Вадим стоял у двери в детскую и подслушивал, как его сестра кричит от боли, радуясь, что снова получилось обхитрить отца.

– Иди умывайся! – скомандовала Александра Романовна, увидев заплаканное лицо дочери. – Скоро придут гости. Они не должны заметить тебя в таком виде, – добавила она с пренебрежением.

– Хорошо, – всхлипывая, ответила девочка.

С пяти лет Катя начала сутулиться, когда пыталась всеми силами закрыться от жестокости этого мира. Порой за это ей тоже доставалось, ведь «достойные девочки должны держать голову высоко».

– Выпрямись! Ходишь, как горбун! – крикнула ей вслед мать.

Жили они скромно: работал только отец, а мать была домохозяйкой. Андрей Петрович считал, что ходить на работу – не женское дело. Кроме того, все женщины поголовно «тупые и безмозглые, без мужика ни на что не способны».

При этом он был весьма жадным человеком: не позволял себе и своим детям ничего лишнего. Вот Александра Романовна старалась как могла: из ничего могла приготовить пирожные или торт, лишь бы угодить мужу.

Муж любил большие и шумные застолья, постоянно приглашал множество друзей, которых супруге приходилось обслуживать. А потом еще полночи мыть посуду за всеми.

Этот Новый год не был исключением. Александра Романовна проснулась раньше всех и начала делать заготовки к праздничному столу. Кроме Кати женщине никто не помогал. А у девочки не было другого выбора, иначе ее снова бы высек отец.

Катя доверяли всю самую грязную работу на кухне. Андрей Петрович помыкал женой, а Александра Романовна в свою очередь – дочерью. И только Вадим жил свою лучшую жизнь, как главный наследник семьи. Ему доставалось все самое лучшее и самое вкусное.

В этот Новый год Катя осталась без подарка от Деда Мороза. Отец сказал, что подарки получают только послушные девочки, а Катя вела себя весь год просто отвратительно, и вообще, ему стыдно, что у него такая дочь.

Эта фраза на всю жизнь отпечаталась в голове девочки. Когда Катя подросла и ей исполнилось восемнадцать, она приняла решение покинуть родительский дом. Впрочем, родители особенно из-за этого не переживали.

– Минус лишний рот, – сказал Андрей Петрович с пренебрежением, когда Катя робко объявила о своем намерении уйти.

– Да, папа прав. Нам тяжело содержать вас обоих, – поддержала его супруга.

На тот момент Вадиму, старшему брату Кати, было двадцать четыре года. Он работал и продолжал жить с родителями, не желая что-либо менять в своей жизни. Андрей Петрович уговорил сына после школы сразу идти работать, потому что учеба – пустая трата времени.

В отличие от него, Катя решила продолжить учиться, причем подальше от родителей – в соседнем городе. В результате она осталась там жить: нашла работу, создала семью и родила замечательную дочь.

***

Спустя десять лет после ее ухода, Андрей Петрович узнал о своей неизлечимой болезни. Вот тогда-то Александра Романовна начала названивать дочери, с предложением якобы увидеться. Однако Катя хорошо понимала, что на самом деле мать хочет попросить денег на лечение и содержание отца.

Когда-то высоченный, крепкий мужик за короткое время превратился в сухонького и бледного старичка. Пока отец был жив, Катя навестила родителей лишь однажды, оставив им крупную сумму денег, и попросила больше не беспокоить ее.

Однако, когда муж скончался, у Александры Романовны на шее остался старший сын, который так и не построил свою семью. Вадим считал, что жена должна беспрекословно его слушаться, поэтому все девушки, с которым он начинал встречаться, бежали от него сломя голову, как только узнавали его чуть ближе.

Мать очень злилась на дочь и не упускала возможности выразить недовольство по телефону.

– Сама устроилась в жизни, так помоги родственникам! У тебя ведь муж хороший, богатый, – говорила она с упреком.

– С чего ты это решила? – строго спросила Катя.

– Так откуда у тебя столько денег? Понятное дело, что муж содержит, – воскликнула Александра Романовна.

– Те деньги, что я тебе давала на лечение отца – мои накопления. Я бы не стала просить у Сережи денег на лечение отца, – отрезала Катя.

– Смешная ты, – усмехнулась Александра Романовна. – Я что звоню: пусть твой муж устроит Вадима на работу.

– Зачем? – прямо спросила Катя.

– Чтобы заработать. А то сидит в своем офисе и получает три копейки. Мне его тяжело кормить, у меня одна пенсия.

– Вадим – взрослый мужик, пусть сам решает свои проблемы, – отрезала дочь.

– Да какой он взрослый! Ему еще жить и жить! – рассмеялась Александра Романовна.

– А я? Мне не надо жить и жить? – спросила Катя.

– Ну, ты знаешь, женская доля тяжелая… – произнесла мать.

– Я это поняла еще в детстве, – ответила Катя. – Ты мне, пожалуйста, больше не звони с такими просьбами. Хорошо? – произнесла она и завершила звонок, не дождавшись ответа матери.

А потом от матери начали поступать звонки, что дочь плохая, не навещает мать, не показывает внучку. В конце концов, поддавшись на уговоры, Катя решила навестить Александру Романовну. Они с семьей поехали в другой город, к ее родителям.

Когда они вошли в квартиру, на них обрушился неприятный запах сигаретного дыма. Казалось, здесь никогда не проветривали. Александра Романовна радостно встретила дочь с семьей и пригласила к столу. Вадим тоже был дома, но даже не вышел поздороваться.

– Он очень занят, – тихо произнесла мать.

– Ну да, – Катя приподняла брови. – Я так и подумала, – добавила она, осматривая до боли знакомую квартиру. – Тут ничего не изменилось. Только пахнет как-то…

– Да это Вадим в комнате курит, поэтому такой запах, – пояснила Александра Романовна.

Сергей удивленно взглянул на Катю, а та просто пожала плечами.

– Почему ваша девочка не ест Оливье? – спросила Александра Романовна за обедом.

– Не знаю, – ответила Катя, пожимая плечами. – Она вообще не ест салаты, заправленные майонезом.

– По-моему, ты слишком их балуешь, – теща обратилась к Сергею.

– Никогда об э том не думал, – ответила он.

– Вот в наше время дети ели все, что им давали…

– А если не ели, то горячий суп оказывался на голове, или мать силой заталкивала кашу в рот, пока не вырвет, – произнесла Катя, глядя прямо в глаза матери.

– Ну что уж ты так? – рассмеялась Александра Романовна. – Не было же такого.

– Да, мамочка, – от этих слов Катю аж передернуло. – И как ты заставляла меня ночью мыть за всеми тарелки после моего дня рождения, пока все спали, тоже не было? И шрамы на моей спине, их тоже нет? Всего этого нет, честное слово! – воскликнула Катя, и в этот момент почувствовала, как под столом муж крепко сжал ее руку.

Она глубоко вздохнула и произнесла:

– Думаю, мы зря приехали. Нам пора.

Александра Романовна возмущенно посмотрела на дочь.

– Сколько тебя били, а ума так и не вложили! – с пренебрежением произнесла женщина. – Совести у тебя нет! Видишь, как мать живет в нищете и ничем не помогаешь! Ну ничего, все к тебе вернется бумерангом!

– Мне кажется, что бумеранг уже вернулся к тебе! Разбирайся со своими проблемами сама, – ответила Катя.

После этого инцидента Катя больше ни разу не приезжала в отчий дом. Одного раза оказалось достаточно, чтобы поднять из глубины души все плохие воспоминания. Ей больше не хотелось ворошить прошлое. Лучше жить с мыслью, что у тебя нет родственников, чем терпеть постоянные унижения до конца жизни.

Александра Романовна все звонила и звонила дочери: то просила денег, то угрожала, то прочила прощения. Пока Катя окончательно не заблокировала ее номер. Всем она говорила, что ее родители умерли и общаться не с кем.

С родителями мужа Кате повезло куда больше: добрейшей души люди, которые жили за городом и вели свое хозяйство. Они не надоедали звонками, потому что были заняты своей жизнью. Повзрослев, Милана несколько раз спрашивала маму о бабушке и дедушке, но Кате нечего было рассказать, да и не хотелось, чтобы дочь знала, каким ужасным может быть детство.

Неизвестный мужик в 3 года привёл Рому в детдом. Рома вырос и решил найти мужика

– Всё, ребят, всем пока!

Роман запрыгнул на подножку уже набирающего ход поезда. С перрона ему кричали и свистели его друзья. Рома улыбался. Три года, как он пришёл из армии, уже и учился заочно, и работал. А времени вырваться не было.

Романа с ребятами из этого города свёл детский дом. Вернее, тогда эти ребята были совсем детьми, но теперь взрослые, достойные люди. Анька и Петька поженились, работают, домик в ипотеку взяли и ждут малышку.

Ромка по-хорошему завидовал им. У него жизнь сложилась совсем по-другому. Всё время, пока он был в детском доме, да и потом (правда, не так уж активно, потому что основное он уже знал) Рома пытался узнать, кто он, откуда, и почему вообще оказался в приюте. Какие-то совсем неясные воспоминания, что-то такое туманное всплывало где-то глубоко в мозгу. Но ухватить эти мысли не получалось. Что-то было хорошее там, далеко.

Всё, что он мог узнать, это кто привел его в детский дом. Мужчина был на вид совсем молодой, около тридцати, прилично одет и ещё… Он думал, что его никто не видит, поэтому поворачивался к окошку, из которого за ним следила уборщица Баба Нюра всеми сторонами тела. Она говорит, что рассмотрела очень хорошо его поганую рожу.

– Я же тогда лучше видела. Мне только за пятьдесят перевалило, считай молодуха ещё. Вот как вышло. Я значит, в свою подсобку зашла — а там под окном этот маячит… Тогда ещё в детдоме охранника не было, да и ворота так серьезно не запирали. Показался он мне подозрительным, дерганый какой-то. Я ведро-то поставила и стала смотреть на него. А в каморке у меня лампочка как на грех перегорела, на улице фонарь исправно работал. Вот и получается, я его вижу, а он меня нет. Топтался он, топтался, а потом шаг в сторону сделал. Я и смотрю, что мальчонка с ним, маленький совсем, кроха, года три, наверное, и этот мужик значит, что-то ему объясняет. А детёнок смотрит на него, как будто внимательно слушает, как взрослый.

Потоптался он, потоптался, а потом берет дитя, ставит на крылечко, звонит звонок и убегает. Я на улицу скорее, думаю, сейчас догоню, заставлю, гад такой, в глаза посмотреть, но где там, припустил как спринтер. Я его хоть щас узнаю, хоть и ночь почти была, и зима, и он в шляпе был и под столбом крутился. Нос у него большой и острый. Знаешь, говорят про таких «Казанова». Ты уже ревел белугой, поэтому не могла я далеко побежать. Одно скажу, был он без машины, так что точно местный какой-то. Кинулась к тебе, а у тебя ручонки холодные, даже варежки гад не надел.

Этого всего Ромка уже не помнил. Но много размышляя, решил, что скорее всего это был его отец. А вот что произошло с матерью, никто даже представления не имел. Но все, а особенно баба Нюра, утверждали, что мальчик был упитанный и ухоженный. Только доктора смутило большое бледное пятно на груди.

Она думала, что это какой-то ожог, но нет, после нескольких осмотров специалистами, оказалось, что это разновидность родимого пятна. Это пятно и правда было странным: начиналось почти на животе и острым углом уходило вверх, почти доставая шеи. Рому оно никак не беспокоило. А баба Нюра говорила, что такие пятна обычно передаются по наследству.

Ромка только смеялся.

– Баб Нюр, если ты думаешь, что я пойду по пляжам искать родственников, то ты ошибаешься.

Баба Нюра только вздыхала. Так хотелось ей, чтобы у ее Ромки все было хорошо. Почему? Потому что после детского дома баба Нюра забрала Ромку к себе.

– Нечего, пока жилье дадут, таскаться везде, дома жить будешь.

Ромке тогда плакать хотелось, но он же мужчина, он не какой-то там слабак. Про то, как он плакал раньше, в колени бабы Нюры, он старался не вспоминать. А бывало такое нередко. Почему-то уроки справедливости стояли всегда на первом месте, и не важно, что ему всегда доставалось, чтобы он особо не выступал. Пусть с разбитым носом, пусть в слезах в подсобке у бабы Нюры, но он всегда знал: он прав. Он кому-то помог, и это самое важное. Баба Нюра гладила его по голове и приговаривала: «Ох, Рома, хорошо, конечно, что ты такой человек, добрый да справедливый, только нелегко тебе по жизни придется с твоей-то справедливостью. Ох, нелегко».

Тогда он не понимал, почему она так странно говорит. Вроде он все делает правильно, а вздыхает и переживает так, как будто неправильно. Понял все только когда вырос.

Аня с младенчества была в детском доме. А вот Петька пришел к ним, когда Ромке уже 11 исполнилось. Рома всегда был хлипеньким, хоть и долговязым. Петька пришел из семьи: папа и мама много употребляли, и это привело к вполне логическому завершению – оба не проснулись после очередной бутылки какой-то дряни. Первое время Петька вел себя тихо, а потом случилось то, что сблизило их «троицу» навсегда.

Аня была рыжей. На тот момент ей было 10, но роста в ней максимум на 7. Каждый, кому не лень, издевался над рыжей девочкой как мог. Она давно уже привыкла и только понуро опускала голову. Но находились те, кому морального унижения было мало. И они пытались стукнуть посильнее, дернуть за косичку, чтобы девочка заплакала.

В тот день какие-то ребята постарше с самого утра задирали Аню, а потом и вовсе начали толкать и пихать ее. Конечно, Ромка со своим чувством справедливости пройти мимо не мог. Он так старался защитить её, но силы были явно не равны. Через 10 минут Ромка уже валялся на земле, а ребята пинали его ногами. Аня кричала и пыталась бить портфелем нападавших. Ромка знал: самое главное – закрыть лицо. Потому что синяками в школу не пустят, а учиться он любил. Он прижал руки к лицу и зажмурился, но сверху вдруг послышались визги, и он почувствовал, как его кто-то поднимает. Перед ним стоял Петька:

– Ты чё в драку полез, если не умеешь драться?

– А что я по-твоему должен смотреть, как девчонку бьют?

Петька подумал немного, протянул руку:

– Ты нормальный. Давай дружить.

Аня смотрела на спасителя с таким восхищением, что Ромке пришлось ладошкой вернуть ее челюсть на место.

– Закрой рот, муху проглотишь.

Петька рассмеялся.

– Слышь, мелкая, если что, говори мне, и вообще, говори, что под моей защитой.

Петька взялся за физическую форму Ромы. Сначала мальчику совсем было неинтересно, он предпочел бы книжку, но Петька умел быть настойчивым. И постепенно Ромка втянулся. По физкультуре вместо трояка навсегда закрепилось «5». Бицепсы стали крепкими и увеличились, и Ромка вдруг заметил, что на него с восхищением смотрят девочки.

Петька уходил во взрослую жизнь первым. Аня тихо плакала, а он приобнял ее и сказал:

– Ну, чего ты, малявка? Я приеду, не плачь, правда. Я тебя когда-нибудь обманывал?

Приехал Петя всего раз, а потом его забрали в армию. В следующий раз он появился, когда Аня уже сумку паковала. Вошел к ней в комнату, красивый, подтянутый, в военной форме и протянул цветы.

– А я за тобой, мелкая, тоскливо так без тебя.

Аня к тому времени превратилось в настоящую, медноволосую красотку. Когда она повернулась к Петьке, он и букет выронил.

– Ничего себе, какая ты стала, просто вау! Может быть, ты теперь не захочешь за меня замуж-то идти?

Аня улыбнулась.

– Захочу. Ты тоже стал вау.

Петьку отправили служить в этот город, откуда сейчас возвращался Ромка. Он подумал, что обязательно, хоть камни с неба, но нужно съездить, когда у них родится малыш. Никому не позволит быть его крестным, только сам.

Он расположился в своем купе. Пришлось потратиться вместо плацкарта, потому что, как приедет, времени только переодеться и сразу на работу. Поэтому нужно хорошо выспаться. Его работа ошибок не прощает. А работал Рома на стройке, только не простым строителем, а высотником. Платили хорошо, на сверхурочные не вызывали, так что и на учебу время оставалось.

Он быстро переоделся в легкий спортивный костюм, хотел уж было лечь, как вдруг услышал какую-то ругань, перебранку. Мужской голос кого-то долго и нудно оскорблял и предлагал покинуть купе. Рома прикрыл глаза. Наверное, подвыпившие ссорятся. Но через секунду мужскому голосу отвечал плачущий голос старушки. Он так похож на бабин Нюрин, другой, конечно, но… Что это? Бабушка? И она плачет? Рома был уверен. Он выглянул из купе.

Рядом с соседней дверью стояла молоденькая, испуганная проводница.

– Что там?

Девушка шепнула ему на ухо.

– Чинуша какой-то. Бабуля случайно качнулась вместе с поездом и зацепила стакан с чаем, испортила ему рубашку.

У мужика был подвешен язык, и пожилая женщина слова не могла вставить. А что ей оставалось делать? Кто он, а кто она здесь, в поезде? Никто не знал, что он просто чиновник средней руки, ведь он вел себя почти как мэр. Видимо, поэтому и перечить ему никто не смел.

– Ну, чего вылупилась, карга старая? Говорю тебе, пошла вон, пока ты тут все не испортила!

Рома шагнул вперед.

– Слышь, мужик, ты бы полегче на поворотах. Перед тобой пожилой человек, все-таки, она могла бы и тебе в матери годиться. И она заплатила за билет, так что имеет право ехать здесь, как и все.

Эдуард Андреевич в удивлении посмотрел на нахала.

– Что? Да ты знаешь, кто я? Один звонок – и ты навсегда в одном месте.

– Мне плевать, кто ты. Если ты не знал, то я тебе расскажу. Челюсти ломаются одинаково, и у тех, кто кто-то, и у тех, кто никто.

Эдуард Андреевич хотел ещё что-то сказать, но Рома нагнулся к бабушке.

– Пойдемте в моё купе, поменяемся местами. Вы там поедете, а я здесь.

Старушка благодарила и плакала. Проводница в восхищении смотрела на Романа. Он вернулся через минуту, бросил дорожную сумку на сиденье и расстегнул рубашку. Чиновник побелел.

– Это что у вас?

Рома глянул на родимое пятно.

– Не бойся, это не заразное. Пятно у меня с рождения, родимое. И я вы…

– Господи!

И чиновник тихо сполз с полки на колени.

– Эй, мужик. У тебя чего, крыша поехала?

Эдуард молча расстегнул рубашку. На груди красовалось точно такое же пятно.

– Я в твой город еду, чтобы найти тебя и попросить прощения. Спать не могу, в последнее время все твой плач слышу…

Рома смотрел на него.

– Это ты, получается, оставил меня у двери детского дома?

– Я… Я оставил, потому что я малодушная скотина. Прости меня, понимаю, что такое не прощается, но попытайся. Потому что это не все зло, которое я сделал.

Рома, хоть и было ему противно, помог встать Эдуарду и сесть.

– Рассказывай.

– Мы с Мариной познакомились случайно. Я тогда уже… надо было на дочке директора автобазы жениться, чтобы хоть чего-то добиться. А тут Марина – веселая, красивая, легкая. В общем, забеременела она. Я сразу и уехал, мне такие проблемы не нужны были. Как она меня разыскала, ума не приложу. Дверь открыл – она стоит, бледная, за руку тебя держит и говорит: «У меня онкология, я ложусь в больницу. Думаю, что в последний раз, не выйду я оттуда, позаботься о сыне. А через два часа моя жена вернуться должна была… Ну, если бы я ей такой подарок… Они бы с отцом в порошок меня стёрли. Я тебя туда и отвёл… А через неделю мы уехали в другой город жить. Спустя семь лет — на пороге Марина. Говорит, что едва разыскала меня, что она попала под какое-то экспериментальное лечение, лечилась год, а шесть лет искала. Что мне оставалось? Я и сказал, что ты умер.

Рома поднял глаза.

– Где сейчас мама?

– Я не знаю точно, но последнее, что я узнал, что она после инсульта попала в дом инвалидов. Это в твоем городе. Но давно было, может, лет 10 назад, почти сразу после того, как я ей сказал… Ну, что, ты простишь меня?

Рома молча вышел из купе, подошел к проводнице. Анна покраснела.

– Простите, я все слышала, слишком уж голос у него громкий. Вы можете расположиться в моем служебном купе, там две полки.

– Спасибо. И ещё, мне кажется, я знаю, о каком доме инвалидов идет речь.

Рома не попал на работу. Он позвонил, предупредил, сказал, что очень срочные семейные дела. Катя, так звали проводницу, поехала с ним. Он был очень благодарен, потому что было страшно.

***

– Марина зовут. Лет 10 назад, может чуть больше, попала к вам после инсульта.

– Есть такая. Мария Павловна, очень хорошая женщина. Только она говорила, что у нее нет родственников, и даже сын умер. А вы кто?

А Рома растерянно пожал плечами.

– Наверное, сын, если это она.

Женщина внимательно посмотрела на него.

– Идите за мной. Марина Павловна, к вам посетители.

Женщина в инвалидном кресле оторвалась от вязания и улыбнулась. Медсестра произнесла:

– Господи, как вы похожи!

Медсестра отступила. Марина выронила вязание:

– Я знала! Я знала, что ты жив! Ты не мог умереть, я бы почувствовала.

***

Прошло два года. Марина, пройдя лечение и реабилитацию, оплаченную Романом, читала годовалому внуку сказку, а Катя готовила для всех праздничный ужин. Ведь сегодня она узнала, что вновь беременна.