Цыганочка. Девочку забрали у цыганских «родителей». Тест ДНК подтвердил, что они таковыми не являются
Весна выдалась ранней, и Вера Георгиевна, как многие горожане, собралась на дачу, порадоваться весеннему солнышку и первоцветам. С ней поехал и внук Андрей, чтобы помочь прибраться на участке после зимы. Недалеко от дачи Веры Георгиевны было кладбище, где лежали его родители, которых он почти не помнил. Зашли навестить.
Сначала вроде собрались ехать с ночёвкой, но к вечеру поняли, что дела все переделаны, а спать в летнем домике пока холодновато. Андрею то, конечно, ничего, он молодой и сильный, а вот бабушка могла простудиться. В общем, решили вернуться в город. Сели в вечернюю электричку, народа было немного, и Андрей почти сразу задремал, а Вера Георгиевна надела очки и достала сканворды.
По вагону шла молодая цыганка с грудным ребёнком, а впереди неё — две девочки, постарше и помладше. Та, что постарше, чернявая, лет десяти-одиннадцати, не стесняясь, громко и с надрывом произносила заученный текст, а младшенькая, белобрысая девчушка лет шести, просто шла, сложив ладошки лодочкой. На голове у неё был яркий цыганский платок, из под которого выбивались светлые, почти белые волосы.
Проходя мимо Веры Георгиевны, девочка взглянула на неё и у старушки сжалось сердце.
Вера Георгиевна улучила момент, когда чернявая девочка отвлеклась, и делая вид, что копается в сумке в поисках мелочи, прошептала:
— Девочка, как тебя зовут?
— Алина.. а по правде Оля, — сказала девочка, опустив глаза.
— Где твоя мама? — также тихо спросила Вера Георгиевна.
— Мама? Она придёт, я всё жду, жду, — по лицу девочки пробежала слеза.
В этот момент чернявая толкнула её вперёд, и они со взрослой цыганкой быстро пошли на выход, увлекая девочку, толкая перед собой, при этом женщина с ребёнком заругалась на своём языке, и дала малышке подзатыльник.
— Эй, подождите! — вскочила с места Вера Георгиевна, — и в отчаянии стала трясти внука: — Андрей, вставай, да просыпайся же!
— Что? Что случилось? — спросонок он никак не мог уловить суть дела, бабушка от волнения чётко не могла объяснить суть дела.
— Там… девочка, белобрысенькая, она не с ними, она не похожа…
Пожилой мужчина интеллигентного вида, который сидел напротив, оторвался от газеты и укоризненно посмотрел на Веру Георгиевну поверх очков:
— Женщина, ну что вы воду мутите? Цыганки разные бывают, даже рыжие!
— Да, но надо быть слепым, чтобы не видеть, что девочку похитили! Вы же слышали, что её зовут Оля, что она не знает, где её мама! — Вера Георгиевна повернулась к внуку, — Андрей, сделай что-нибудь, умоляю!
Электричка прибывала на станцию Малаховская. Андрей с Верой Георгиевной пошли в соседний вагон, и увидели, что цыганки стоят в тамбуре. Открылись двери, и они, заприметив Андрея и Веру Георгиевну выскочили на перрон.
— Ну, я же говорила! — сказала Вера Георгиевна, — чего они боятся? И она с готовностью вышла из электрички. Андрей едва успел выскочить за ней, как двери захлопнулись. Цыганки пытались идти быстро, но маленькая Оля просто не поспевала за ними.
— Девушка, остановитесь! — крикнул Андрей той, что с младенцем, но тут, непонятно откуда, перед ними вырос милиционер:
— Сержант Халилуллин! — взял он под козырёк, — Ваши документы!
— Господи, какие документы, ребёнка украли! — схватилась за сердце Вера Георгиевна, — если мы упустим преступницу из-за вас, вам придётся отвечать, сержант.
— Разберёмся, бабуля! — он сдвинул со лба фуражку и развернул документы, которые ему протянул Андрей.
— А, коллега! — усмехнулся он, возвращая документы, — что же сразу не сказал!
— Ааааа! — с досадой махнул рукой Андрей, и повернулся к бабушке: — ты постой здесь. Я или догоню, или… нет. В общем, жди меня тут. На лавочке.
И побежал в сторону частных домов, куда направлялись цыганки. Те прятались у забора одного из домов. Старшая знала, что где-то тут, в посёлке, живут ромалы, которые, если что, пустят переждать опасность. Но как найти нужный дом? Она выглянула из-за угла, и тотчас убралась обратно: парень из электрички шёл прямо к ним.
Бежать было некуда. И справа, и слева и прямо — высокие заборы. Но парень куда-то пропал. Может быть, повезло, он её не заметил и свернул раньше? Начал просыпаться Джамал, тонко запищал, как котёнок. Это был не её ребёнок и основную часть своей жизни он спал. Всех младенцев звали Джамалами, независимо от пола.
— Римма, я замёрзла, — дернула цыганку чернявая девочка, — а эта, — она кивнула на младшую, — похоже обоссалась!
— Потерпи, долговязого надо скинуть с хвоста. Я говорила, не надо эту Алинку с собой брать. Второй раз уже сердобольные всякие лезут! — сверкнула глазами Римма, остервенело качая Джамала, — да заткнись ты, придушу! — шикнула она на него.
— Я посмотрю? — спросила чернявая, и получив молчаливое согласие Риммы, подошла к углу забора, поглядеть, ушёл ли их преследователь.
Но тот вышел из-за угла прямо ей на встречу. Чернявая бросилась к цыганке и спряталась за её юбкой.
— Ну что, — сказал Андрей, подойдя ближе, — заставляете малолетних побираться? — он посмотрел на цыганку, прижимающую к себе свёрток с младенцем.
— Чего ты за нами ходишь? — вскинулась та, — ты кто такой? Уйди, не то прокляну!
— Ну-ка, дай-ка я посмотрю, живой ребёночек то, и в каком он состоянии. А? — Андрей хотел приоткрыть пелёнку, которой было прикрыто лицо младенца.
— Уйди! Мне пора домой, детей кормить! — отступила Римма и что-то быстро сказала по-цыгански. Чернявая девочка побежала по улице, громко вопя на чужом языке.
— Беги, дурачок, а то сейчас народ сбежится… узнают, что ты кормящую мать обижаешь, и найдут потом твою буйную головушку… на свалке.
— Вы угрожаете сержанту юстиции убийством? — Андрей достал удостоверение и поднёс к её глазам. Цыганка сразу занервничала.
— Я же не знала… я пошутила, испугалась! Отпустите меня, пожалуйста, товарищ начальник! Я больше не буду! — попятилась она, почти упершись спиной в забор .
— Я забираю ребёнка, для выяснения личности, — сказал Андрей. Он протянул руку девочке, но та испуганно шарахнулась.
— Ха-ха! Ну вот видишь! — засмеялась цыганка, вновь обретая уверенность, — это моя младшая сестра Алина, и она с тобой, — «кормящая мать» прикурила свободной рукой сигарету, и помахала ей перед носом Андрея, — никуда не пойдёт!
Тем временем, на углу пересечения улиц показалась чернявая а с ней двое мужиков мрачного вида. Цыганка что-то крикнула им по-своему.
— Оленька, пойдём со мной. Я сделаю всё, чтобы отыскать твою настоящую маму, обещаю! — ласково сказал Андрей девочке. Та услышав своё имя, сделала шаг в его сторону, но боязливо оглядывалась на цыганку, которая сверлила её злым взглядом.
— Андрюша! — раздался вдруг голос Веры Георгиевны, и он увидел её рядом с хмурыми мужиками и чернявой девчонкой.
— Ба, я сейчас! Только Олю заберу! — крикнул он ей, и не дав опомниться цыганке, взял девочку на руки и понёс. Та обхватила его руками.
Проходя мимо цыган с чернявой девчонкой, Андрей миролюбиво сказал:
— Всё нормально, мужики, расходимся!
Но до последнего боялся ножа в спину.
Пока добрались до дома, наступила ночь. Девочка уснула и бабушка уложила её на кровать, где спал когда-то маленький Андрей.
Утром Вера Георгиевна приготовила завтрак, и пришла будить Оленьку. Но девочка всё не просыпалась. Тогда Вера Георгиевна позвала внука.
— Что с ней, не могу понять, — озабоченно спрашивала она.
— Ба, самое лучшее, что мы можем сделать, это вызвать «скорую помощь»! Девочку, наверное, поили чем-то, чтобы не сбежала. Нужна капельница, профессиональный уход. Ну и, объяснять придётся, как она к тебе попала.
— Я всё понимаю, — грустно покачала головой Вера Георгиевна, — а я так хотела отогреть её, бедняжку!
— В больнице навестим, — сказал Андрей, — то, что нам удалось вырвать её из лап мафии попрошаек уже большой плюс! Ты, ба, у меня просто героиня!
— Не надо, — услышали они вдруг слабый голос, — не надо больницу…
— Оленька, ты очнулась! Как ты, моя хорошая? — бросилась к ней Вера Георгиевна, — скажи, что у тебя болит?
— Ничего, ничего не болит! — сказала девочка, — только не надо меня в больницу!
— Оленька, а ты не помнишь свой адрес? Может, название улицы, или хотя бы города?
Девочка вздохнула:
— Нет.
— А мама твоя где, знаешь?
— Тётя обещала отвести меня к маме и обманула, к Римме привела. А Римма сказала, что мама сердится на меня. Если я буду приносить много денег, тогда мама будет рада и заберет меня оттуда. Я много приносила, а мама всё не шла и не шла…
Вера Георгиевна обняла девочку, и стала успокаивать:
— Всё будет хорошо, дядя Андрей обязательно отыщет твою маму!
— Правда, дядя Андрей, отыщешь? — в голубых глазах было столько надежды, что Андрей пообещал:
— Конечно, найду!
Вера Георгиевна уговорила внука оставить Олю у неё, хотя бы на время. Она позвонила своему старому приятелю — профессору Яхновскому, тот почти сорок лет отдал педиатрии, лечил и Андрея, и даже его мать, Татьяну.
Профессор приехал и осмотрел девочку. Он приложил фонендоскоп к её худенькому тельцу и слушал очень внимательно. Наконец, снял фонендоскоп, и достав из кармана конфетку дал девочке:
— Можешь надеть платьице, умница!
Девочка в клетчатом платьице, чудом сохранившемся со времен детства мамы Андрея, была очаровательна.
— Ну что, Пал Николаич, что скажешь? — тихо спросила Вера Георгиевна, разливая чай.
— Легкие чистые, но меня смущает сердечный ритм. Я бы проверил сердце, — также тихо ответил врач.
— Паш, насколько это… — охнула Вера Георгиевна.
— Ну не настолько, чтобы охать! — успокоил её профессор, — проверить стоит. Я напишу тебе телефон своего коллеги.
Вечером заехал Андрей, привёз плюшевого зайку для Оленьки. Счастливая девочка не расставалась с игрушкой, так и уснула в обнимку с зайцем. Бабушка с внуком беседовали на кухне.
— Сегодня я сделал запрос, где и когда пропадали девочки, подходящие по возрасту и приметам, — сказал Андрей, усаживаясь напротив бабушки.
— А что её ждёт, если мать не найдётся? Мы оставим Олю себе? — с надеждой спросила Вера Георгиевна.
— Я уверен, что найдётся! — Андрей включил электрический чайник.
— А вдруг её родители… ну там, пьют или ещё что… — шепотом спросила Вера Георгиевна, — я могла бы воспитать Оленьку! Она так похожа на Танечку в детстве!
— Ба, прости, но оставить Олю у себя ты не сможешь. Таковы законы. Иной раз и кровным бабушкам не дают внуков, отправляют в детдом.
— Да что же это за варварство такое! — возмутилась Вера Георгиевна, — ну, ты удочери, а воспитывать буду я!
— Успокойся, ба, — Андрей обнял старушку за плечи, — я надеюсь, что родители… во всяком случае мать девочки найдётся!
Вера Георгиевна долго не могла уснуть, в голову лезли мысли, что родители девочки, скорее всего, какие-то легкомысленные или пьющие люди, разве из нормальных семей дети пропадают?
Прошло два дня, девочка совсем обвыклась. Андрей не приезжал, был занят.
Вера Георгиевна с Оленькой пошли в универмаг — купили новые сапожки, курточку и шапочку. Вернувшись домой, сели обедать. Зазвонил телефон.
— Алло! — сняла трубку Вера Георгиевна, — слушаю!
— Ба, это я, — услышала она голос внука, — кажется, мать девочки нашлась! Она выезжает сегодня вечером, завтра утром будет здесь!
Старушка посмотрела на Оленьку, которая понарошку кормила зайца, и на глаза её навернулись слёзы.
В тот день Татьяна Сулина отпросилась с работы раньше обычного. Она была записана к мастеру, очередь к которому растягивалась на неделю, а то и две. Таня не хотела рисковать, ведь у неё должна была состояться судьбоносная встреча. Что, если какая-нибудь криворукая стажёрка испортит всё? Не причёску, жизнь! Во всяком случае, именно так рассуждала Татьяна, садясь в кресло к легендарному Осипу Сапедису. Стрижка у него стоила недешёво, но она того стоила!
— Ну-с, — улыбнулся мастер, накрывая плечи женщины накидкой, — как будем стричься?
— Сделайте мне красиво! — улыбнулась ему Татьяна.
Не смотря на то, что первый муж у неё оказался изменником, Таня не разочаровалась в людях. Мужа она выставила и надеялась построить своё счастье с другим мужчиной. Два месяца она переписывалась с человеком, с которым познакомилась через объявление в газете, и вот наконец, он приехал знакомиться лично.
Сапедис не подвёл: Татьяна осталась очень довольна и стрижкой, и укладкой. В приподнятом настроении она отправилась в ресторан, где её должна была ждать судьба.
Ещё с утра, приведя дочку в сад, Татьяна предупредила воспитательницу, что дочку заберёт не она, а её подруга. Инга сама вызвалась забрать Ольгу к себе, на случай, если Татьяна решит продолжить свидание у себя дома.
Вечер был свободен и Татьяна в радостном возбуждении шла на встречу с человеком, который разделял её взгляды на жизнь. Во всяком случае, ей так казалось. Интересно, сильно ли он отличается от фото, что прислал ей?
В ресторане было немного народу, тихо играл джаз, в зале был полумрак.
— Меня ожидает Привалов Владимир, — сказала Татьяна официанту.
— Прошу вас, проходите, — официант проводил Татьяну к сервированному на двоих столику. Он убрал табличку «зарезервировано», поджёг свечу в подсвечнике. И положил перед Татьяной папку с меню.
— Ааа… где же Владимир? — удивилась Татьяна.
— Он просил вас не беспокоиться, он скоро подойдёт, — ответил официант, и отошёл, вернувшись с подносом, на котором стоял бокал сухого вина и крокет с красной икрой.
— Вы наверное, ошиблись, я не заказывала…
— Это комплимент от заведения, самой красивой девушке в зале! — улыбнулся официант и показал глазами за стойку. Хозяин ресторана, посылал Татьяне воздушный поцелуй. Это приободрило её, но ненадолго. Через полчаса она почувствовала, что что-то не так. Может быть, с Владимиром что-то случилось?
Наконец, она встала и подошла за стойку.
— Можно позвонить? — спросила она у бармена. Тот поставил перед ней телефон. Татьяна набрала номер подруги, но телефон был занят. К ней подошёл ресторатор.
— Может быть, я смогу скрасить твой вечер, красавица? — спросил он интимно понизив голос.
— Нет, спасибо! — сказала Татьяна, — если Владимир, ну тот, на кого забронирован столик, придёт, — скажите ему, что всё кончено!
Она ещё не знала, какой кошмар ждёт её. Вернувшись домой, она снова набрала номер Инги.
— Привет, Ингуш! — сказала она, — я звонила, у тебя было занято!
— Приветик, Тань! Слушай, я и не знала, что у тебя есть сестра! Ну, рассказывай, как там?
— Какая сестра? Слушай, я сейчас за Ольгой забегу и потрещим, ладно?
— Куда забежишь? — не поняла Инга.
— Ну, к тебе, куда же ещё… — Татьяна сжала трубку крепче, — Ты же забрала мою дочь?
Инга молчала.
— Инга, не молчи! Ты забрала Олю?
— Нет… — пролепетала та, — воспитательница сказала, что Олю забрала твоя сестра, мол, приехала из Кемерова.
— Какая… как забрала… Татьяна почувствовала, как земля уходит у неё из под ног.
Приметы девочки разослали повсюду, но это не дало результата. Мужчина, с которым переписывалась Татьяна, больше не появлялся, нашли владельца абонентского ящика, на который приходили письма, арендатором оказался человек, который умер три месяца назад.
Фотография, которую приложили в последнем письме, скорее всего, также принадлежала совсем другому человеку. Показывать официанту её было бесполезно: столик мужчина зарезервировал по телефону, и обещал хорошие чаевые, если женщина не уйдёт до его прихода.
Несколько месяцев дамский мастер Сапедис не видел Татьяну. Он слышал о несчастье постигшем её, о нём говорил весь город. Особенно много было тех, кто осуждал молодую мать, мол, сама виновата. Татьяна после этого случая ни разу не была в парикмахерской, она ходила только на работу и домой и стала похожа на тень. Увидев её, Осип не сразу её узнал. Она подошла, когда он делал завивку очередной клиентке.
— Здравствуй, Осип! — обратилась к нему Татьяна.
— Здравствуйте, — мельком взглянул он на неё, но после опустил руку с коклюшкой, — Танечка?! Танечка! Я слышал, слышал о вас… как вы? — спросил он.
— Мне опять нужно сделать красиво, — улыбнулась та, — завтра я еду в Москву, за дочерью!
— Слава Богу! Прекрасные новости! — искренне обрадовался мастер, —Танечка, я к вашим услугам! Подходите к шести, я сделаю из вас королеву!
— Мои поздравления! — сказала полунакрученная клиентка, смахнув слезу, — Господи, какое счастье, что малышка нашлась!
На встрече Оленьки с мамой кроме Андрея и Веры Георгиевны, присутствовал представитель опеки. Он не спускал глаз с Татьяны, словно сомневался, действительно ли она мать Оли. Но радость девочки не оставляла сомнений: это действительно так.
Вера Георгиевна отвернулась. Ей тяжело давалось прощание, она успела привыкнуть к девочке.
— Бабушка, ты чего плачешь? Ты разве не рада? — спросила девочка.
— Что-ты, конечно, я рада, — сказала старушка сквозь слёзы.
Татьяна подошла и обняла Веру Георгиевну. Она не знала, как выразить благодарность, и только бормотала: «спасибо… спасибо! Если бы не вы! Спасибо за доченьку!»
Пришла пора прощаться и тут Вера Георгиевна вспомнила, что не успела отвести Олю к кардиологу, как советовал профессор Павел Николаевич. Она отвела Татьяну в сторону.
— У Оленьки не было проблем с сердцем?
— Нет. Никогда, — Татьяна по инерции улыбалась, но вскоре улыбка покинула её лицо, — а что?
— Знаете, Олю осмотрел мой друг, он прекрасный врач. Ему не понравилось что-то, шумы какие-то. Он дал мне телефон своего коллеги-кардиолога, может быть, перед отъездом показать ему Олю? Пусть посмотрит?
— Ой… — растерялась Татьяна, — нам и остановиться-то негде.
Так Оля с мамой остались у Веры Георгиевны почти на неделю. У девочки оказался врождённый порок сердца — двустворчатый аортальный клапан. Нужно ежегодное обследование. ЭКГ не выявляло проблему, а доктор услышал!
На следующий день, Андрей с Верой Георгиевной пришли провожать Татьяну с Олей на вокзал. Девочка не выпускала из рук подаренного Андреем зайку.
— Бабушка, я тебя люблю! Приезжай к нам в гости! — шепнула она на ухо Вере Георгиевне, перед тем, как зайти в поезд.
— Лучше вы ко мне приезжайте вместе с мамой! — Вера Георгиевна была тронута.
— И Зайкой? — спросила девочка.
— Непременно с Зайкой! — улыбнулась Вера Георгиевна.
Когда поезд тронулся, она с грустью вздохнула, положив голову на плечо внука:
— Нет, я сейчас наверное, не справилась бы уже с ребёнком, столько хлопот! Хорошо, что мама Оленьки нашлась и все счастливы… — она всхлипнула носом.
— Ба, что это за упаднические настроения? Это ты себя так успокаиваешь?
Вера Георгиевна плакала и улыбалась, и Андрей так и не понял, шутит она или нет.
Дети не навещали богатую мать в больнице, но пришли с нотариусом писать завещание. Их ждал сюрприз
— Алёшенька, ты придёшь сегодня? — спросила Татьяна Олеговна.
— Мам, ну ты же прекрасно знаешь, сколько у меня дел. Мне приходится работать и за себя, и за тебя, — ответил Алексей. — А сестрица моя совершенно ничего не понимает в делах, и помощи от неё никакой!
— Ты слишком много от неё требуешь, она мать, и у неё другие обязанности сейчас! А потом, чем же ты так занят на фирме? Там всегда всё идёт своим чередом. Не обязательно постоянно присутствовать. Карл Семенович всем управляет.
— Твой Карл Семёнович, — тихо перебил её сын, — давно устарел. Я вообще хочу, чтобы ты мне дала доверенность, и я уволил бы этого пенсионера.
Татьяна поджала губы.
— Нет, сынок, Карлу Семёновичу я доверяю чуть ли не больше, чем себе.
Алексей сорвался на визг:
— А ничего, что я твой сын, и я должен здесь всем заправлять, а не этот старый хрыч?!
В трубке послышались короткие гудки. Татьяна Олеговна откинулась на подушке. Разговор с сыном отнял последние силы. В больницу её привезли дети. Она долгое время пыталась бороться с болезнью дома, но силы были неравны. Тогда Татьяна позвонила детям, и только когда сказала, что ей осталось совсем немного, они соизволили приехать.
Решили всё быстро — через два часа она уже была в клинике. Как ни просила их мать, чтобы оставили её дома, чтобы последние деньки провести в кругу детей, но они как будто не слышали. Уже в больнице она поняла, что никто и не придёт уже, все будут просто ждать её смерти.
Когда её дети были уже довольно взрослыми, совершеннолетними, она ещё раз вышла замуж. У её нового супруга был небольшой бизнес. Детей у него не было, у Татьяны уже выросли, и времени свободного у неё было много. Они с мужем с головой окунулись в работу. А затем муж скоропостижно скончался, и Таня осталась владелицей серьёзного предприятия.
Дети, конечно, от финансовой помощи не отказывались А вот просто так они не приезжали. Когда Таня заболела, даже обрадовалась сначала — думала: «Ну вот, теперь-то дети будут рядом, не оставят больную мать». Но они появились и пропали, а дела у Татьяны Олеговны становились всё хуже и хуже.
Врачи не делали никаких прогнозов, но по их лицам Татьяна понимала, что хорошего уже можно не ждать. Она просто лежала, вспоминала свою жизнь и ждала смерти. После разговора с сыном ей даже захотелось выключить телефон навсегда, что она и сделала из последних сил.
Карл Семёнович приходил к ней, говорил, что Алексей пытается управлять фирмой, отдаёт невыполнимые приказы и говорит о том, что скоро все вокруг встанут на уши, и его никто не слушает. Татьяна тогда, сжав за руку старого друга семьи, сказала:
— Потерпи, Карл, вот не станет меня, и пусть тогда Лёшка всё доламывает.
— Тань, ну как не станет! В твоём возрасте рано говорить о смерти.
— Пора, Карл, чувствую, пора.
— Встряска тебе нужна, Танюш, забота, тогда и о смерти не надо будет думать.
Татьяна прикрыла глаза, мечтая, чтобы всё это закончилось. Ей было невыносимо думать, что её дети, её родные, с нетерпением ждут её смерти.
Она почти задремала, когда услышала какой-то повторяющийся шорох. Открыв глаза, увидела совсем молоденькую девушку, которая испуганно смотрела на неё.
— Ой, простите, я вас разбудила! Я могу попозже зайти, — сказала она, держа в руках швабру и ведро.
— А где Зоя?
Обычно, здесь убирала Зоя — тихая, ласковая женщина, работавшая санитаркой. Татьяна не знала, может быть, здесь кто-то убирал ещё, но она постоянно видела Зою. Но не сегодня.
— Мама приболела, я помогаю ей, — пояснила девушка, потянувшись за шваброй.
— Конечно, милая, — улыбнулась Татьяна Олеговна, с удовольствием следя за ловкими движениями девушки.
Она смахнула слёзы и с каждым движением санитарки чувствовала, будто жизнь по-прежнему продолжается, здесь, в этом больничном коридоре. Это было как глоток свежего воздуха — вроде бы мелочь, но дарящая надежду. Девушка аккуратно убирала, и Татьяна подумала, что, возможно, ей не стоит терять веру и ждать, когда все вернутся к нормальной жизни.
— Может быть, вам чего-нибудь нужно принести? Купить что-то? — спросила она, когда увидела, что Татьяна плачет.
Татьяна вытерла набежавшие слёзы.
— Ничего мне не хочется, спасибо тебе, деточка, — ответила она.
Девушка растерянно посмотрела на неё.
— А что же вы плачете? Знаете что, я к вам вечером забегу! Обязательно принесу блинчиков, я как раз сегодня жарить собиралась. Не скучайте!
Она выпорхнула из палаты. Татьяна Олеговна вдруг поняла, что не спросила, как её зовут.
Вечером стало особенно одиноко. Татьяна даже хотела включить телефон, но отложила его в сторону — всё равно ни Алёна, ни Алёша разговаривать с ней не будут.
Дверь в палату открылась.
— А вот и я! — услышала она знакомый голос.
Татьяна Олеговна даже сумела приподняться от удивления.
— Вы?
— Я же обещала. Меня, кстати, Ира зовут, — сказала девушка, раскладывая на тумбочке тарелки и тарелочки.
Татьяна вдохнула запах домашних блинчиков и ещё чего-то, такого забытого.
— Не могу понять, чем это пахнет…
— Так это варенье клубничное! Я и сметанки захватила. Вы с чем больше любите? Вот кусочек блинчика — сметану или варенье?
Ира осторожно клала блинчик Татьяне в рот. И та сама не заметила, как съела почти целую тарелку.
— Ох, не могу больше! — воскликнула она.
— Ну хорошо, — улыбнулась Ира.
— Внученька, какая же ты хорошая!
Татьяна расплакалась.
— Не плачьте, пожалуйста, — сказала Ира, погладив её по руке. — Всё будет хорошо, вот увидите. Главное — нужно верить и, конечно же, хорошо есть. А откуда возьмутся силы, чтобы поправиться? Вы спите, а я завтра снова вместо мамы приду. Так что увидимся!
На следующий день Татьяна как будто лучше себя чувствовала. Как могла, она причесалась. Когда со шваброй зашла Ира, внезапно, будто солнце взошло, стало теплее на душе. Таня расспрашивала Иру обо всём. Девушка училась и старалась помогать матери. Отец умер, когда она была совсем маленькой, и Ира его совсем не помнила.
— Деточка, — сказала Татьяна Олеговна, бросив взгляд на остывающие блинчики, — ты возьми, у меня есть с собой немного денег. А то ты продукты покупала, трудилась.
Ира смутилась, но Татьяна настаивала. В этот момент в их отношения как будто вернулась дружба, о которой Татьяна уже было забыла, и ей стало легче. Ира рассмеялась.
— Ну что вы такое говорите? Это же сущие пустяки! И потом, здоровье — оно намного важнее. Печально, когда кто-то не может быть здоровой.
Татьяна Олеговна не спала почти всю ночь и к утру придумала, что должна сделать. Когда Ира пришла, она уже ждала её. Разговор начала издалека:
— Ирочка, а ты сейчас учёбой очень загружена?
Ира улыбнулась:
— Нет, у нас каникулы. Я сессию сдала хорошо.
— А у тебя мечта есть?
Ира присела рядом с ней, взяла тарелку с голубцами, подула и протянула Татьяне. Та безропотно стала есть, с удивлением поняла, что делает это сама.
— Есть, конечно, у каждого человека должна быть мечта. Без мечты никак нельзя. Знаете, с самого детства хочу свозить маму в Париж. Да-да, не смейтесь, именно в Париж! Просто моя мама вообще нигде за границей не была, всё время работала, всё время для кого-то жила. Я когда-то, когда мне было пять, сказала, что как вырасту, обязательно отвезу её в Париж. И знаете, я это сделаю! Вот окончу институт, устроюсь на работу и отвезу, чего бы это ни стоило.
Таня ласково взяла её за руку:
— Я не сомневаюсь, ты всего добьёшься. Но я хотела бы предложить тебе работу.
— Работу? — она удивлённо посмотрела на Татьяну Олеговну.
— Да, именно работу. Побудь моей внучкой. Настоящей, доброй, заботливой. Мне скоро умирать, а не хочется делать это в одиночестве. Детям я вообще не нужна, им только деньги подавай. Я хорошо заплачу вам с мамой, с лихвой хватит на поездку в Париж.
Ира удивлённо, даже как-то испуганно, посмотрела на неё.
— Да вы что? Разве можно так? Не нужно никаких денег! Я побуду вашей внучкой, и так… И не надо! Не предлагайте денег за заботу и хорошие отношения; не всё можно продать или купить.
Татьяна Олеговна смотрела на Иру с грустью и думала, что девочка ещё слишком молода, чтобы знать всю изнанку.
Она стала появляться у Татьяны Олеговны так часто, что женщина только и успевала доедать угощения и благодарить за теплоту. Татьяна попробовала поговорить с Зоей об оплате за заботу, но та так посмотрела на неё, что всякое желание продолжать пропало.
Ира притащила гору литературы; они вместе вычитывали, какие упражнения нужны при заболевании Тани, какая диета. Доктор только руками разводил, говоря, что забота и желание жить иногда помогают намного лучше медицины.
И вправду, Татьяна чувствовала себя заметно лучше, даже ловила себя на мысли о том, что улыбается. Очень давно она не улыбалась. Таня умом понимала, конечно, что Ира ей никто, но на данный момент дороже и ближе её и Зои никого не было. Как-то под вечер к ней зашёл лечащий врач.
— Татьяна Олеговна, поговорить с вами хочу.
— Да, я вас слушаю.
Доктор помялся немного.
— Татьяна Олеговна, хочу обсудить операцию.
Она удивлённо посмотрела на него:
— Но вы же говорили, что смысла нет, что поздно?
— Да, неделю назад я именно так и говорил. А теперь скажу так: шансов мало, но вы намного лучше чувствуете себя сейчас, организм окреп, поэтому это всё-таки шанс.
— Я могу подумать?
— Да, только, пожалуйста, недолго.
Таня всю ночь перебирала свою жизнь. Всё, что было — плохого и хорошего. Хотелось ли ей жить? Однозначно — да. Хотелось ли ей лежать беспомощной, непонятно сколько? Нет. Утром она позвала к себе врача. Они долго говорили, потом с доктором в палату к Татьяне прошёл какой-то мужчина, потом ещё женщина, её обмеряли приборами, брали анализы…
К приходу Иры Татьяна сияла.
— Деточка, мне предложили сделать операцию!
— Правда? — Она округлила глаза, потом присела рядом с Татьяной Олеговной и взяла её за руку: — Но вы же говорили…
— Да, и мне так говорили. А вчера наш доктор сказал, что есть шанс — небольшой, но появился. Ты знай, ты — самое доброе и светлое, что было у меня в жизни.
Ира вытерла глаза — ей на самом деле нравилась эта пациентка, такая она стойкая, что ли.
— Когда операция?
— Завтра во второй половине дня, Ирочка. А могу я тебя попросить?
Та вытерла глаза:
— Да, конечно, всё что угодно.
Татьяна шептала ей на ухо, а брови девушки поднимались вверх.
Потом она восхищённо посмотрела на Татьяну:
— Вы нереальная! Я всё сделаю!
***
На следующий день по коридору больницы шла процессия. Доктор пытался остановить людей, но где там!
— Вы не понимаете — не сегодня, так завтра мама умрёт. Потом придётся ждать полгода, чтобы вступить в наследство, а по завещанию всё намного проще. Мы ненадолго, уже всё составлено, и нотариус вот с нами. Так что пара минут — и всё!
Доктор внезапно успокоился:
— А, ну раз нотариус, тогда, конечно, проходите.
Алексей не обратил внимания на такую перемену в настроении и распахнул дверь палаты. Вошёл и резко остановился. За ним влетела Алёна и тоже встала. Нотариус заглянул через их плечо и произнёс:
— Не понял… А кто умирает?
Татьяна, лежа на постели, держалась молодцом: ей было нелегко, но она старалась. У неё был лёгкий макияж, красивая прическа и шелковый дорогой халат. Ира читала ей книгу. Татьяна, увидев детей, воскликнула:
— Ой, детки, пришли! Какая радость!
Алексей растерянно произнёс:
— Мам, ты что? Ты же умирать уже должна!
Он также растерянно посмотрел на Алёну. Татьяна усмехнулась:
— А ты что, хоронить меня пришёл?
— Нет. Ладно, вижу, что тебе лучше, но не зря же мы нотариуса оплачивали. Вот завещание, тебе нужно подписать.
Татьяна удивлённо пожала плечами:
— Зачем?
— Ну как, чтобы потом никакой волокиты…
— Так никакой волокиты не будет!
Она с трудом поднялась и сказала, глядя на детей:
— Завещание уже есть, составлено, заверено, и ваших имён в нём нет.
Татьяна отвернулась. Она слышала, как визжала Алёна, называя её последними словами, как ругался, матерился сын, но охрана быстро вывела их из палаты. Доктор сказал:
— Татьяна Олеговна, пора.
Таня посмотрела на Иру. Девушка вытирала глаза.
— Послушай меня, внученька, ты на данный момент самое родное, что есть у меня. Ты сделала для меня больше, чем все, заставила хотеть жить. Если меня не станет, если я не вернусь, исполни мечту мамы, обязательно! Завещание написано на тебя, у тебя будет для этого всё. Хоть каждый день в Париж катайтесь!
Татьяну повезли на каталке по коридору. Ира, которая оторопело смотрела ей вслед, сорвалась с места и догнала её:
— Я жду вас здесь, жду. А в Париж мы полетим втроём, и на следующие каникулы!
А через три месяца Ира, Зоя и Татьяна восхищённо смотрели на Эйфелеву башню, и перед ними открывалась новая жизнь. Рядом с близкими не по крови, но по душе.