Он спал. И Тома, приподняв голову, любовалась его телом.

Он спал. И Тома, приподняв голову, любовалась его телом.

— Юрочка, — шептала она в порыве нежности.

И так было каждый раз, когда они встречались.

Потом он поднимался, начинал быстро одеваться, затем, плеснув себе в лицо холодной водой, поцеловав ее, уходил. И Тамара оставалась одна в комнате, вспомнив, что со смены скоро придёт Вера, и они будут пить чай, и Тома, счастливая, станет рассказывать, как ей повезло встретить Юру. Ей, сельской девчонке, вырвавшейся из деревенских будней, скучных и однообразных, несказанно повезло.

— А родителям сообщила? — спросила Вера, когда уже сидели за крохотным столом общежитской комнаты.

— Неа, — беспечно заявляет Тома, — и Юре про своих ничего не говорила. Ты же сама знаешь, мать-то у меня… говорит она плохо, с детства у нее это.

Прошло ещё три счастливых месяца. И всё, что скрывала Тома, всё открылось.

Юра, сероглазый красавец, задумавшись, смотрел в окно. Беременность Томы не обрадовала. Нет, он думал о женитьбе, к тому же Тамара — девушка красивая, статная, да и характером спокойная. Но ребенок…

Да всё бы ничего, но простые родители Томы… к тому же у матери со здоровьем нелады, то ли она немая, то ли дефект речи… Юрий так и не понял… Одно беспокоило: вдруг ребенку перейдет…

Да он и не узнал бы, но ведь надо как-то знакомиться… К тому же мать Юры интересуется, кто родители у девушки…

Юрий представил строгий взгляд матери, недовольство отца… Даже представил, как мать, начнет говорить о наследственности, когда узнает, что у Томы в семье проблемы со здоровьем.

— Надо нам все обдумать, — уклончиво говорит он.

— Юрочка, да уж и так думаем с тобой вот на этой постелюшке, скоро как полгода думаем. И уже срок у меня большой, доктора говорят, только рожать, иначе никак…

— Ну мало ли что они говорят, не им ведь жить… В общем, надо мне дома поговорить… А ты жди, я приду… Скоро приду.

Но Юрий не пришел. Хотя обещал через неделю появиться. Тома даже сходила в строительное управление, но там ответили, что Юрий Костенко уволился.

Тамара от такого известия не могла найти нужные слова. Успела только одно спросить: » Как же без отработки его отпустили?»

Инспектор отдела кадров повела плечиком и ответила: — За него попросили.

***

Малыша Тамара привезла, когда ему и года не исполнилось. Записать пришло на своего отца Николая Порфирьевича Коростылева. Юрия она больше не видела, исчез, как туман над рекой.

Тосковала, плакала, думала о нем, а потом успокоилась. За окном бушевала жизнь, а Тамара, молодая, красивая, любила жизнь.

— Ну вот, Саньку вам привезла, — сказала Тамара, развернув свёрток.

А он, горластый, расплакался, словно чувствовал, что оставят его тут.

— Ну куда я с ним одна? — она виновато смотрела на родителей.

Николай, поглаживая небольшую бороду, разглядывал внука. Его жена, мать Тамары, взглянула на малыша, и руки сами потянулись к нему.

Говорить много и правильно Августа не умела. Имя ей такое дали — Августа, а попросту — Гутя. Вот так и звал ее Николай.

У Гути с детства проблемы с речью. То она долго не говорила, потом что-то несуразное лепетала. А когда подросла, стала стесняться саму себя. Говорила мало, звуки растягивая, волнуясь при этом.

Но до чего же она была красива эта Гутя! Особенно в молодые годы.

Николай Коростылев долго не женился. Может потому, что внешне невзрачный и стеснительный был.

Но увидел однажды Гутю — красивую и молчаливую — «заболел» ею.

Упросил родителей, посватался… И с той поры живут душа в душу.

Он ее по взгляду понимает, и она тоже. Вот, например, возится Николай по хозяйству, а Гутя выйдет, взглянет и он сразу поймет: — Обедать уже? Понял, иду, Гутя, вот только ещё одну досочку поправлю и приду.

Она кивнет с улыбкой и идёт в дом.

Единственную дочку Тамару они любили. Даже слишком. Может потому, что одна, других деток не было.

И оставить малыша в деревне восприняли без упрека.

— Ну, раз надо, значит надо, — сказал благодушно Николай. — Как думаешь, мать, справимся? — спросил жену Гутю.

А она улыбается, кивает, старательно выговаривает каждое слово, а сама уже держит на руках внука.

— Ну ладно, приезжать буду, а уж деньги, само собой, с каждой получки, — обещает Тамара.

Деньги она, и в самом деле, высылала каждый месяц. Даже приехала пару раз. А потом как исчезла. Только и сообщила, что уехала на комсомольскую стройку.

Гутя внимательно слушала, когда Николай читал письмо. А рядом крутился маленький Саша, ему уже полтора года исполнилось.

Николай долгими зимними вечерами любил подшивать валенки, или с другими обутками возиться. Любил он «сапожничать». Несли ему со всей деревни обувь, даже из соседних сел привозили.

Внук Саша любил эти часы зимнего вечера, когда дед «колдовал» над сапогами: выкраивал стельки, подшивал, ловко орудуя иглой.

Потом бабушка отправляла спать, и через ее теплые заботливые руки, как по невидимым нитям, проходила ее молчаливая любовь.

(художник Иван Гринюк)

Подрастая, Санька все больше привязывался к деду и бабушке. И поскольку о своей матери он мало чего знал, то папой и мамой звал Николая и Гутю.

Коростылевы сначала фотографии Тамары показывали: — Вот это мама твоя, — говорил Николай.

Саша с любопытством разглядывал красивую женщину, а потом смотрел на Гутю и непроизвольно тыкался носом ей в плечо, будто боялся, что отнимут у него её.

В первый класс отвели Саньку при полном параде. Гутя всю дорогу улыбалась, гладила Сашу по голове. А Николай, наоборот, был серьезным, каким-то торжественным.

— Ну чё, подкидыша повели в школу? — спросил сосед Петр Васильевич с лёгкой подковыркой. «Подкидыш ем» он называл Сашу. И вроде без злобы, но Коростылевым это не нравилось. Хотя после того как Тамара оставила сына родителям, в деревне иногда называли мальчишку подкидышем. Считали, что Тома просто подкинула сына деду с бабкой.

— Не слушай его, Саня, — сказал Николай, — мелет всё подряд.

— А я и не слушаю! — гордо заявил белобрысый Санька.

Учился Саша Коростылев неплохо. Николай помогал с уроками. Гутя же не могла из-за трудностей речи, объяснять. Но зато она сидела рядом, когда Санька делал уроки, и вязала. Спицы мелькали в руках, и она поглядывала на внука. Хотя какой теперь внук? Сын он ей. Она и прикипела к нему как будто сама его родила.

Через год, когда Санька уже перешёл во второй класс, появился в их доме чужой мужчина.

Санька сначала с любопытством смотрел на чужого красивого дядьку. А когда узнал, что это его отец, спрятался в комнате.

— Вот значит, Николай Порфирьевич и Августа Григорьевна, сами должны понимать, что с отцом родным мальчику будет лучше. У нас с женой все условия есть, да и живём в городе. — Он окинул взглядом скромное убранство дома Коростылевых и продолжил: — Все у нас с супругой есть, в лучшую школу будет ходить, в кружки запишем…

— Да у нас тут тоже занимаются с ними, — попытался оправдаться Николай.

Гутя мотнула головой, в глазах — испуг. — Не надо, — произнесла она, волнуясь, — наш он, не отдам, — с трудом сказала она.

— Напрасно вы так, я ведь все нужные бумаги собрал, закон на моей стороне, я ведь отец, — спокойно продолжал Юрий, — к тому же его мать, как мне известно, не занимается воспитанием.

Коростылевы до последнего надеялись, сами в район ездили, пытались «отстоять» Сашу. Но Юрий Костенко, уже подкованный в этом вопросе, заручившись нужными бумагами, приехал с женой Светланой за мальчиком.

Саша, увидев их, громко крикнул: — Не поеду! Я с мамой и папой буду жить!

— Ну вот видите, одичал ребенок, — сделал вывод Юрий.

Светлана, стройная, молодая женщина, попыталась подружиться с мальчиком: — Тебе хорошо у нас будет, — пообещала она, — ты просто поживаешь у нас на каникулах, а потом решишь, где тебе лучше. Захочешь, домой вернёшься, — пообещала Светлана.

Гутя слушала и не могла говорить, а только плакала, пряча слезы от Саньки.

— Ну все, скоро автобус, поехали, — сказал Юрий и взял мальчика за руку.

Николай и Гутя шли за ними.

— Не вздумайте истерику закатывать при мальчике, — тихо сказал Юрий, — вам же хуже будет, я ребенка законно забираю.

Уже когда сели в автобус, Юрий сказал жене Светлане: — Это ты хорошо придумала насчёт «погостить», пусть так думает, а потом привыкнет.

— Ой не знаю, что будет, — ответила Светлана, — он нас не воспринимает. — Она вздохнула: — Жаль, что своих детей нет.

— Светочка, так ведь Саша почти свой, он ведь мой сын, мы даже похожи.

Николай и Гутя стояли у ворот и смотрели вслед автобусу. А как только он скрылся за поворотом, Гутя дала волю слезам. Как раненый зверь, она упала на землю и завыла. Николай пытался успокоить, но женщина в отчаянии каталась по траве, сорвав с головы платок. Ее русые волосы с лёгкой проседью растрепались, лицо исказилось от боли, которая вырывалась откуда-то изнутри.

Сосед Петр и его жена Клавдия прибежали на шум.

— Да что же это такое, — сокрушённо причитала Клавдия, — по живому рвут, разве так можно…

Казалось, что Николай за эти минуты тоже постарел, осунулся.

Наконец, успокоив Гутю, все четверо сели на скамейку, и только всхлипывания Гути прерывали тишину.

Послышался гул мотора, показался милицейский УАЗик.

Сначала вышел участковый, а потом Юрий и Светлана.

— Где он? Куда вы его спрятали? — кричал Юрий.

Испуганные Коростылевы не понимали, в чем дело.

— Мальчик сбежал на первой же остановке, — сказала Светлана.

Гутя, не произнеся ни слова, схватила за рубашку Юрия и стала трясти его.

— Дикие вы люди, — сказал он, оттолкнув её, — ничего не понимаете.

Мотоцикл подкатил к дому Коростылевых, и из люльки выпрыгнул Санька.

Тракторист Федя Самойлов сказал: — Пассажира вам привез. Хорошо что я мимо ехал, а то так бы и шел один через березник.

Все затихли, увидев мальчика. А Санька побежал к дому и с разбегу уткнулся в колени Гуте, обняв их.

Она дрожала, плакала, гладила его по голове, а потом опустилась перед ним на колени и целовала его светлые волосы, его лицо…

Юрий направился к ним, но тут же был остановлен соседом Петром и его женой Клавдией. Петр направил вилы на Юрия и смотрел молча, загородив путь к Коростылевым.

Николай взглянул на опешившего участкового и попросил соседа убрать вилы.

Все замерли. Наступила тревожная тишина. Пёс Коростылевых перестал лаять и, натянув цепь, стоял так, как вкопанный. Даже воробьи перестали чирикать, и ворона с любопытством поглядывала вниз, заняв место на крыше.

Санька повернул голову, и не отрываясь от Гути, посмотрел в глаза Юрию.

И оба они смотрели друг на друга. Юрий увидел эти глаза, так похожие на его глаза.

Они смотрели друг на друга и все молчали. Санька так вцепился в платье Гути, что его пальцы побелели.

Юрий заметил это. Наконец вздохнул, будто принял решение: — Ну что же, ладно…

Он взял за руку жену и они пошли в сторону остановки.

Участковый снял фуражку, вытер платком лоб, будто передохнул после тяжёлой работы.

— Зря мы это затеяли, Юра, — сказала Светлана по дороге на остановку, — как волчонок на нас смотрит.

— Поздно, — с сожалением сказал Юрий, — слишком поздно, раньше надо было.

Снова залаял в ограде пёс Коростылевых, весело зачирикали воробьи, деловито каркнула ворона. Сосед Петр убрал вилы, с опаской глядя на участкового. А тот, ничего не сказав, молча сел в УАЗик и уехал. По дороге остановился, увидев Юрия и Светлану: — Садитесь, подвезу до автостанции в райцентре, а то сегодня сюда уже не придет автобус.

***

Прошло семь лет.

Пятнадцатилетний Санька лихо гонял на велосипеде, рыбачил вместе с Николаем, помогал Гуте и успевал хорошо учиться.

— Ленишься с уроками-то, — ворчал Николай, зашивая порванный сапог соседки Клавдии.

— Батя, так я всё запомнил, — бодро отвечал Санька.

— Ишь ты, батей зовёт — по-взрослому, — бормотал Николай, пряча улыбку в седой бороде.

— Лю-юю-бит, — говорит Гутя, и сама с гордостью поглядывает на Саньку.

Тамара, Санькина мать, появилась в это лето в деревне впервые за много лет.

Приехала. Веселая, чуть располневшая, но такая же красивая. Ее муж, невысокий «пухляш», с добрым взглядом, тараторил без умолку. Хоть и не красавец, но видно было, что человек хороший. Два пухлощеких мальчишки, лет восьми, держались за руки. Близнецы они, похожи, что и не отличить.

Приглядываются к деду с бабой, а сами к родителям жмутся.

— Ну вот, это тоже ваши внуки, — Тамара кивает на мальчишек. А они, как два барчука, обласканные родителями, хмурясь, рассматривают простую обстановку.

— Здравствуй, сынок! — Хочет Тома обнять старшего сына, а он напрягся, будто подвоха ждёт. — Ну прости, что долго не приезжала. То Вовка с Серёжкой маленькие были… Да и живём далеко, не ближний свет… Но деньги шлем, вот Паша, — она показала на мужа, — каждый месяц сам, лично…

— Да ладно, чего там, — суетится пухляш Павел, — чего там деньги, главное парень какой хороший, — хвалит он Саньку.

Весь вечер сидели за столом, долго разговаривали. Павел оказался настолько общительным и добродушным — сумел сразу родителям Тамары понравиться. А мальчишек Санька увел на улицу и деловито рассказывал, как он налаживает велик, как сумел наладить мопед своему другу. И те, оторвавшись, наконец, от родителей, крутились возле старшего брата, с интересом разглядывая технику.

— Мам, пап, чего сказать-то хочу, — начала Тамара на другой день утром, — спасибо, конечно, за Саньку… Хорошо у нас всё с Пашей, он и Саньку готов на себя записать, ворчит на меня, что сразу про сына не рассказала… В общем заберём мы Саньку, вся семья будет в сборе.

Кроме них рядом никого не было, и Николай, может впервые в жизни, повысил голос на дочь.

— Семья, говоришь? А мы кто? Мы с матерь — кто? Хвост собачий?

— Ну что ты, папа, я же как лучше хочу.

— Если Саня захочет с вами уехать, отговаривать не стану. И мать уговорю, чтобы смирилась, хоть для нее это как нож острый. А если не захочет — тоже уговаривать не стану. Так что уж сама теперь… как получится.

Санька сначала нахмурился, посмотрел на Тамару исподлобья.

— Ну чего набычился? Чего хмуришься? Мы ведь тебя к себе зовём, все вместе жить будем, а то ты всё в деревне, ничего в жизни не видел.

Санька ещё больше нахмурился.

— Без мамки и папки никуда не поеду, — сказал он и отвернулся.

Зря, конечно, он зарекался, что никуда без родителей (Николая и Гути) не поедет. Уехал. Но гораздо позже, когда восемнадцать исполнилось. В армию Саньку призвали.

А в то лето, когда Тамара с семьёй приезжала, наотрез отказался с ними ехать. Хотя, надо сказать, что с младшими братьями он подружился, да и Павел, Тамарин муж, хорошо к нему относился. И даже Николай и Гутя не отговаривали, ждали его решения.

Остался Санька. Не мог он представить, как уедет из дома, как оторвётся от отца с матерью.

И вот прошло ещё три года. Приходили письма от Тамары, от братьев, но Санька так и не решился к ним съездить. Пообещал после армии в гости наведаться.

А потом армия. Гутя до самого автобуса не отпускала его. Молчала всю дорогу, даже не плакала. Только глаза выдавали всю её тоску и боль.

— Мам, пап, все хорошо будет, — обещал Санька, — через два года домой вернусь.

***

Он вернулся весной, когда ещё не вспахали огороды и радовался, что успеет родителям помочь.

Гутя, как маленького, старалась накормить. А он смотрел на родителей и видел, как прибавился возраст. И все равно они самые красивые. Особенно мать. Даже седина не испортила ее, такая же красивая, статная, тихая и молчаливая. Один раз в жизни она была не в себе — когда биологический отец хотел увезти Сашу навсегда. Но это давно было, и уже никто об этом не вспоминает.

Поздней осенью, когда чествовали тружеников села, в актовом зале торжественно вызывали на сцену передовиков и вручали подарки.

— Награждается грамотой и ценным подарком механик моторно-тракторной станции Коростылев Александр Николаевич, — объявила ведущая.

Раздались громкие аплодисменты. Санька, смутившись, пошел к сцене.

— Наш идёт, наш, — бормотал Николай, поглядывая на жену. А Гутя вытерла выступившие слезы, вцепившись рукой в руку Николая.

Замерев, смотрели на сцену, как чествуют их сына. Да, именно сына, которого родили сердцем.

— Слышь, мать, вот женится Санька, — шепотом сказал Николай, — будут у него дети… это, значит, внуки наши…

— Ох, дождаться бы Санечкиных деточек, — прошептала Гутя.

— Дождемся, какие наши годы! У нас сын вон какой молодой, да и мы ещё не состарились, — похвастался счастливый отец.

На море жить – родню кормить! — прокричал с порога радостный дядюшка, врываясь в чужую квартиру

Алиса отказывалась говорить родителям свой новый адрес. Она специально уехала подальше от шумного мегаполиса. Хотелось спокойствия и уединения. Девушке очень удачно поступило предложение взяться за крупный проект, притом дистанционно. Как от такого отказаться?

Родители постоянно упрекали Алису в её спонтанности и эмоциональности. На работе регулярно заставляли задерживаться допоздна и выходить в выходные дни «за идею». Руководитель напоминал, что повышение нужно заслужить. Когда она устала терпеть нападки начальства и написала заявление об увольнении, мать негодовала:

— Ты чем думала? А если работу не найдёшь, на улицу жить отправишься? У меня аж зубы заныли от беспокойства за тебя.

Инна Ефимовна всегда сильно переживала любые изменения в жизни дочери.

— Ага, к вам перееду и буду на шее сидеть! — с обидой высказалась Алиса.

Она не понимала, почему родители так уверены в том, что она не найдёт новую работу. Вместо поддержки сыпались упрёки.

— Ты матери не дерзи! Почти тридцать лет, а ума как не было, так и нет. Мы твой кредит в прошлом году закрыли. Опять в долги влезешь, а нам расхлёбывать? — вспоминал Геннадий Павлович.
Алиса уже много раз пожалела, что в прошлом году попросила помощи у родителей. Она одновременно решила сделать ремонт и попробовать себя в малом бизнесе. Сил и времени на оба дела не хватало, пришлось нанять бригаду строителей.

Перепланировка – дело не быстрое. Ещё и дорогостоящее, как оказалось. Договаривались на одну цену, а строительная фирма после завершения работ затребовала совсем другую. Договор составили хитрым образом, и за дополнительный объём работ пришлось платить.

Алисе не хватало двадцать тысяч. Она решила не говорить родителям и разобраться самостоятельно. Пришлось взять кредит. Но и тут ждал подвох: процент оказался таким огромным, что через месяц пришлось бы вернуть неподъёмную сумму. Алиса схватилась за голову – она нашла вроде выгодные условия, а на деле мелкими буквами самое главное по начислению процентов и не прочитала.

— Мужика тебе в доме не хватает. Тебя же обмануть как два пальца об асфальт! Долго мы тебя ещё тянуть будем? — возмущался Геннадий Павлович.

— Не нагнетай, поможем, чем сможем. Всё равно откладывали на похороны, оттуда и возьмём, — успокоила Инна Ефимовна мужа.

— Мам, я всё верну! — пообещала Алиса и обняла мать.

— Что ты, мы же родные люди! — воскликнула женщина и зло посмотрела на Геннадия Павловича.

Вот только, кто же знал, что родители через год будут попрекать злополучным кредитом. Точнее, мать ни разу не вспомнила о деньгах, зато Геннадий Павлович…

Девушке казалось, что нападки отца несправедливы. Он позволял себя резкие высказывания и не пытался понять суть проблем дочери.

* * *

Алисе надоели нотации, мамины попытки познакомить её с богатым и успешным парнем и папины замечания по поводу её ума. Именно поэтому девушка перед увольнением накопила кругленькую сумму, чтобы вернуть родителям. Пришлось ещё потратиться на билеты и на съём крошечного, но уютного домика рядом с морем.

— Живём один раз! — уверенно сказала дочь Инне Ефимовне. — Когда я ещё на море поживу? А какой там воздух, ты представляешь?

Мать не представляла, она ни разу в жизни не была на море. Геннадий Павлович только хмыкнул и задумчиво проговорил:

— Только потом не прибегай и не жалуйся. Сама отвечай за свои глупые решения.
— Вы меня, вообще, слышите? Я нашла работу, просто удалённо. Это хороший проект, заплатят много денег.

— А потом догонят и ещё заплатят. Вечно тебя обманывают. С нормальной работы уволилась, ещё и замуж не вышла. Скоро локти кусать будешь, — продолжал нагнетать отец.

Алисе стало обидно до слёз. Она тут же начала сомневаться в риелторе, которому перевела залог за домик на море. Вдруг, обманет? Девушка вспомнила, что папин брат Григорий пару лет назад рассказывал, что работал в одном агентстве. И она решила с ним посоветоваться, перед тем как вносить полную сумму.

Пришлось вкратце объяснить родственнику ситуацию с переездом в другой город и съёмом квартиры. Уже в процессе разговора Алиса немного засомневалась, нужно ли ей переезжать.

— Я сейчас занят, потом посмотрю. Скинь мне название агентства и адрес дома, — сказал дядя Гриша поставленным голосом.

Алиса помнила, как она училась в школе, а папин брат приходил в новый год и распевал песни под баян. Потом эта традиция испарилась и родственники всё реже стали собираться за одним столом.

— Спасибо, дядь Гриш, только родителям адрес не говорите, — попросила девушка.

— Да-да, согласен. Всё сделаю, — ответил дядя так, будто не слышал, что именно его попросили.

По поводу вопроса аренды родственник так и не перезвонил. Алиса несколько раз набирала номер дяди Гриши, но тот сбрасывал или не отвечал. На свой страх и риск девушка оплатила аренду жилья по условиям договора за два дня до приезда. Весь полёт она переживала и нервничала.

Но ничего страшного не произошло.

Арендодатель оказался приятным и порядочным мужчиной. Риелтор присутствовал при заключении договора. Алиса приехала всего с одной сумкой вещей и постепенно обживалась. Работа по проекту шла успешно, отец иногда звонил и высказывал своё недовольство. Мама только глубоко вздыхала и просила не обижаться на них.

— С ума сошла в такую даль уезжать. Совсем тебе плевать на семью, — повторял Геннадий Павлович.

Девушке всё реже хотелось набирать его номер. Мама просто поддерживала все слова отца, потому что именно так она и делала всю жизнь. Алису защищала редко.

* * *

Но однажды, рано утром, в квартире раздался грохот:

— На море жить – родню кормить! — прокричал с порога радостный дядюшка, врываясь в чужую квартиру.

«Неужели забыла дверь закрыть вечером?» — перепугалась Алиса.

Но выглянув в коридор, поняла, что случился самый страшный ночной кошмар – с огромной сумкой в руках стоял дядя Гриша.

— А вы чего тут? — поинтересовалась девушка и для достоверности потёрла глаза.

К сожалению, это не сон, а кошмар наяву.

— Не видишь, я только с поезда. Билеты на самолёт дорогущие! Когда завтракаем? — всё тем же весёлым тоном продолжил дядюшка.
Алиса не любила завтракать и гостей не ждала. Ей хотелось узнать, что случилось и поскорее остаться одной, чтобы спокойно поработать.

— А вы тут недалеко домик сняли? — поинтересовалась девушка.

— Какой домик, племяшка? У тебя поживу пару недель, пока на билет не накоплю. А, может, и тут работёнку найду. Что там у тебя за агентство? — заявил брат отца и бросил грязную сумку на диван.

— У меня нет агентства. Я же просила вас проверить риелтора, чтобы спокойно снять квартиру. А вы сбрасывали мои звонки и не отвечали. А сейчас хотите жить тут? У меня работа, я живу одна, понятно? — взбеленилась Алиса.

Она сбежала от непонимания родственников, а они её нашли в спокойном и уютном гнёздышке.

— Ты мне сама адрес дала. Не хотела бы, не говорила бы, — упрямо твердил дядя. — Я всё детство с тобой нянчился, и чем ты мне отплатила?

— Три дня. Не больше, — кинула через плечо Алиса. — И еду себе сами готовьте.

Дядя Гриша не ответил, но хорошее настроение не утратил.

Девушка как раз собиралась на фестиваль в палатках возле моря, поэтому решила пустить дядю ненадолго. Она надеялась, что родственник воспримет её добрый жест адекватно и все останутся довольны.

Вернувшись с фестиваля, Алиса поняла, что дядя Гриша всё ещё гостит у неё в дома. К тому же, вещей значительно прибавилось.

Когда в коридор вышел отец, девушка потеряла дар речи.

— Собирайся, поедем домой. Гриша пусть живёт тут, может, хоть у него жизнь наладится. А тебе тут ловить нечего, — с ходу заявил Геннадий Павлович, даже не обняв дочь.

— Не поняла, — ошарашенно произнесла Алиса и вопросительно уставилась на дядь Гришу.

— Рассказал я Генке про его дочь-распутницу. Шляешься неизвестно где, так и в неприятности вляпаться недолго. Да и зачем тебе отдельная жилплощадь? Ты же не собираешься семью заводить, — принялся объяснять дядюшка.

Алиса перестала сдерживать свои эмоции и завопила, что если родственники сейчас же не уедут, будет хуже. Пришлось даже позвонить хозяину квартиры, чтобы отец и дядя Гриша поняли, что девушка не шутит.

* * *

Родственники уехали, и Алиса позвонила маме, чтобы сказать всё, что она об этом думает.

— Доча, я сама не знала. Гриша позвонил, отец подорвался и полетел. Ты же знаешь, как он любит своего брата. Они же с ним огонь и воду прошли, — оправдывалась Инна Ефимовна.

— Брата он любит, а меня почему терпеть не может? — задала вопрос Алиса и напряглась всем телом.

— Не хотела бы я по телефону, но понимаю, что лучше тебе узнать правду. Не родная ты ему по крови. Гена меня беременную замуж позвал, только не знал об этом. А как правда вскрылась, простить не смог. Вот и живём как кот с собакой. Ещё и тебе достаётся. Прости меня, доча, я во всём виновата. Хочешь, позвоню ему и попрошу тебя не трогать? — быстро заговорила мать.

Алисе показалось, что пол ушёл из-под ног.

Картинка складывалась из маленьких кусочков. Вот, почему отец всегда сыпал упрёками. Мать он тоже обижал неоднократно, но Алиса со временем привыкла наблюдать эти сцены. Вот только во взрослом возрасте она уже не готова была выслушивать упрёки отца.

Понадобилось немало времени, чтобы смириться с новой информацией. Когда Алиса решилась поговорить об этом с Геннадием Павловичем, он бросил трубку. Они перестали созваниваться и общаться. Через пару недель позвонила мать и тихим голосом сообщила:

— Он снова закатил скандал, сказал, что я тебя нагуляла. Говорит, катись на все четыре стороны. А куда мне деваться? Пенсия небольшая, если квартиру продадим, хватит максимум на комнату в общежитии…
Инна Ефимовна ещё долго рассказывала, как всё случилось на самом деле много лет назад. Она не хотела скрывать беременность, но всё никак не находила нужное время для разговора. А когда животик уже округлился, Геннадий Павлович так обрадовался, что женщина просто не нашла в себе сил сознаться.

Правда всё-таки вылезла наружу, когда заявился настоящий отец Алисы. Геннадий Павлович понял, что буквально за пару недель до него Инна Ефимовна встречалась с другим. От этого мужчина впал в бешенство. В конце концов, он решил простить жену. Вот только не смог. Постоянно придирался и к Алисе и к её матери.

— Мам, я пришлю тебе денег на самолёт, приезжай ко мне, море увидишь, — без лишних раздумий предложила дочь.

С хозяином квартиры Алиса созвонилась и сообщила, что теперь будет жить с матерью. Приятный мужской голос не высказал недовольства.

Инна Ефимовна прилетела через неделю с небольшой сумкой вещей и осталась жить у дочери. Про родного отца Алиса так ничего и не узнала.

А с Геннадием Павловичем мать всё-таки разошлась, и квартиру они поделили. К тому времени Алиса уже завершила один проект и взялась за другой. Деньги от продажи квартиры мать положила на депозит. Дочь тоже открыла свой. Женщины собирались через несколько лет купить собственную квартиру на море.