Мы возвращались домой подавленные и совершенно разбитые

Мы возвращались домой подавленные и совершенно разбитые. Детей у нас не будет, по крайней мере у меня — это был окончательный вердикт столичных врачей. Даже эко из-за множественных спаек и моего порока сердца не могло нам помочь.

Снег вылетал из темноты и лепился на лобовое стекло. Дворники смахивали его со стервозной холодностью — раз-два, раз-два… Точно так же и наши попытки забеременеть длиной в десять лет стирались из летописи жизни. Были ли они, не были? Они теперь как этот снег, сброшенный на обочину в грязь — не прижились на земле и напрасно тужилось небо, производя их на свет. Они лишние, они не нужны. Кто-то другой соберёт эти снежинки в ладонь, кто-то другой будет любоваться круглыми, нежными щечками своего ребёнка, целовать его, дышать молочным запахом новорождённой головки. Кто-то другой..

— Давай разведемся, — говорю я мужу, глядя пустым взглядом на освещенную фарами дорогу, но ничего там не вижу: снег, снег… — Ты найдешь себе полноценную женщину, она родит тебе ребёнка, будет настоящая семья. Я могу быть крёстной твоим детям, хочешь? Ты не должен страдать из-за меня.

Олег молчит. Его зубы плотно сцеплены друг с другом. Ему не нравится то, о чем я говорю. Снег начинает дуть порывами. Наверное, небо тоже злится от моих слов.

— Поздновато мы выехали, надо было все-таки в городе заночевать, в хостеле. Что за… — мрачно начал говорить он совсем о другом и оборвался, поморщившись.

— Что такое?

— Навигатор завис, — муж начал тыкать по закрепленному на панели экрану. — Открой карту, где мы едем? Ни черта не видать.

— У меня сети нет.

— Ну отлично! Просто здорово!

Я вижу, что он напряжён. Ещё чуть-чуть и он взорвётся.

— Давай по указателям ориентироваться? — предлагаю я и всматриваюсь в темноту, ища синие таблички с названиями населённых пунктов. Снег был до того густым, словно за капотом машины висела плотная белая пелена. — Коре… Что там было? Кореновка? Пять километров?

— Нет у нас здесь никакой Кореновки. Корекозево, должно быть.

— Ааа… Блин, далеко ещё.

— Чёрт дёрнул нас поехать по этой дороге, надо было по М-3, не сокращая путь, — бурчал муж. — Откуда этот снег взялся? Выезжали из города — ни одной снежинки. А тут прямо светопредставление.

— И машин почти нет… Так странно. Ты мне не ответил на вопрос.

— Какой?

— Разведёмся?

— Ерунду буровишь всякую… Мы же с тобой типа ну… Созданы друг для друга и так далее. Никто другой мне больше не нужен. Мы, типа, как две половинки одного арбуза.

Мой муж бывает таким «Шекспиром»! Он скуп на слова, но щедр на поступки. Рядом с ним я в надёжных руках. Но у меня требовала выход истерика.

— Нет, мы разведёмся, я сама подам на развод! Я заведу сотню кошек, а ты заведёшь новую жену и каждый получит по заслугам!

— Боже, что за чушь я несу… Но не могу остановиться. Не могу. Продолжаю:

— И меня больше не будет терзать это невыносимое чувство вины, что я бракованная, гнилая, что толку от меня в этом мире ноль, что зря землю топчу, как говорит твоя мать…

— Да она это один раз сказала и не со зла! Причём ты подслушала, тебе в лицо она бы не стала!..

— Вы все обо мне так думаете! И мать твоя, и брат. Вечно это сострадание в их глазах… Я для них жалкая!

— Хватит себя накручивать!

— А знаешь что, знаешь?! Я ими тоже не особо-то восхищаюсь! Да! Какое счастье от того, что твой нищий брат настрогал троих детей и ничего не может им дать? А мать твоя? Несчастная, затюканная мужем женщина, которая в этой жизни вообще ничего хорошего не видела, всё подай-принеси, да уйди-не-мешай. Так что не им меня жалеть!

— Забери свои слова обратно о моей матери! Забери обратно!

— Я права! Правда в глаза колет?

— Ничего мне не колет, Маша, твою мать, не выводи меня, и так дороги не вижу. Ты на взводе, успокойся!

— Я спокойна, как слон!

— Слоны ещё и умные, слышала?

— Намекаешь, что я тупая?!

— Ну если судить по тому, что ты ведёшь себя сейчас как неадекват…

— Ну конечно, тупая жена! Уж куда мне до… Ваааай! Тормози! Тормози!

Метра три машину пронесло боком по ночной дороге. Шины шершаво заскрипели на льду и наконец остановились, споткнувшись о занесенный снегом асфальт. Снег валил так густо, что снежная шапка утолщалась на капоте с каждой секундой. По обеим бокам от нас — белый лес. Тёмные ели перемежались с островками берёзовых рощиц… По крайней мере мне так представлялось, потому что толком ничего нельзя было разглядеть. Мы шумно дышали. Олег выдавил сцепление, нажал на газ и стал выворачивать из заноса.

— Езжай помедленнее, — попросила я.

— А ты молчи.

— Хорошо.

Навигатор по-прежнему был в отключке, а на моём телефоне значилось «нет сети».

— Ты уверен, что мы правильно повернули?

— Отстань.

Вскоре Олег и сам понял, что мы едем где-то не там. Он с подозрением косился на деревушки вдоль дороги и на одинокие столбы. Электропровода шатались от ветра. Горел свет в некоторых окошках домов, он казался тусклым из-за непогоды. Неожиданно наша машина завибрировала, мотор хрипнул, чихнул… И мы встали. Муж несколько раз пытался завестись, но тщетно. Выругавшись, он застегнул куртку и вышел, чтобы открыть капот. Потом он вернулся, сел и нахохлился.

— Кажется, аккумулятор накрылся.

— И что делать? Время десять часов уже…

— Ну вот если бы кое-кто не тянул так резину, мы бы уже были дома и не попали в метель! А то ей погулять захотелось, видите ли, мысли развеять, а потом пожрать приспичило!

— Не ори! Что делать будем?

— Ну, автосервиса в этой дыре явно нет и огней гостиницы я тоже не вижу!

— Пошли по людям. Может найдётся какой-нибудь мужик, разбирающийся в машинах. Или на ночлег попросимся.

— Вот ещё! Я в машине посплю.

— Мы замёрзнем без печки! Где моя сумка? Выходи!

Мы попросились в пять домов, на вид самых приличных и степенных. В четырёх нам не открыли, а хозяин пятого сообщил, что в десяти километрах отсюда есть автосервис, но сейчас он не работает.

— Утром, если дорога позволит, могу отбуксовать туда вашу машину, — великодушно провозгласил дядя с русыми усами моржа.

— Но как же нам ночь пережить? Можно мы у вас заночуем, пожалуйста? — спросила я. — Хоть где-нибудь…

— Извините, люди добрые, не могу вас пустить,- смущённо отвёл глаза хозяин. — Время такое, что никому нельзя доверять. Вы уедете, а мы потом чего доброго вещей не досчитаемся. Попроситесь к кому-нибудь другому, у кого красть нечего.

— Да неужели мы похожи на воров?! — возмутилась я.

— Маша, пошли, — взял меня под руку муж. — Спасибо, я утром зайду к вам, — обратился он к мужчине.

— Не обижайтесь, женщина! Я же вас не знаю! Вы через дом от меня постучитесь, там бабка с внучкой живут, они люди добрые. У них собаки нет, так что заходите и в окна тук-тук!

—По башке бы тебе тук-тук, — буркнула я обиженно, зная, что он уже не услышит, — мало того, что попавших в беду на порог не пустил, так ещё и женщиной меня назвал, ты слышал? Хам!

— Успокойся, он просто не разглядел в темноте какая ты у меня красивая девушка сорока лет.

— Да, девушка! Все женщины до определённого возраста девушки, а потом становятся дамами! Почему «в заграницах» мы — леди, мисс, сеньоры, фройляйн, а у нас жхэнщины! И это при таком богатстве нашего языка! Обидно.

— Ну раньше было обращение сударыня, барыня…

— Сударыня звучит приятно! Я у тебя сударыня, а? — кокетливо спросила я, толкнув его бедром. — Скажи: «сударыня моя любимая, а не изволите ли вы…»

— Сударыня, сударыня, тьфу! — выплюнул Олег снег, комом упавший на его лицо с ёлки, — извольте доложить: пришли мы, кажется. Вот этот дом. Дуй к окнам.

— Я одна не пойду!

Мы вдвоём пробрались к окнам и постучали. Вскоре хлопнула одна дверь и зажёгся свет в деревянной пристройке, наверное, это была веранда. Мы увидели тень, она замельтешила у входной двери. Звякнул замок и перед нами предстала пожилая женщина в платке, завязанном не спереди, а на затылке. По её лицу пробежало удивление.

— Здравствуйте. Меня зовут Олег, а это моя жена Мария…

— Очень приятно, — кивнула она.

— У нас беда случилась — ехали мимо и заглохла машина, не заводится, с аккумулятором неполадка. Починить только утром сможем, а такая метель…

— Мы ещё и повернули не туда, представляете, из-за снега ничего не могли разглядеть куда едем, — вставила я, — нам по другой дороге надо было.

Она отступила на шаг и сделала приглашающий жест.

— Проходите. Уж ночку как-нибудь с вами перебьёмся, не оставлять же вас на улице. Вы только не шумите, лялька у нас как раз заснула.

На веранде было холодно, но хотя бы тихо. Пахло кислой капустой — каким-то блюдом из неё. Тушили с мясом? У дальней стены стоял потрёпанный шкаф, а перед ним синий облупленный стол, на котором стояли сетчатые мешки с лесными орехами, высушенным шиповником и, кажется, вишней.

— Здесь сапоги оставьте.

Мы послушно разулись и вошли в сам дом. Хозяйка показала нам куда вешать куртки. Здесь запах кислой капусты был сильнее, насыщеннее, будто она продолжала томиться на плите.

— Есть хотите? Как раз доготовилось блюдо с капусткой. У меня внучка кормящая мать, приспичило ей на ночь глядя.

— Нет, нет, спасибо, мы не голодные, — опередила я мужа, который уже хотел сказать «да». Муж разочарованно опустил нос.

— Так может чайку хотя бы? Согреетесь?

— Чайку можно. Только не крепкий!

Всё в этом доме было бедно, но опрятно. Узкий метровый коридор вёл на кухню, из кухни был вход в комнату, далее ещё одна комната, совсем крохотная по словам хозяйки.

— Там внучка с маленькой. Оставляйте здесь вещи и давайте на кухню пока, она к нам выйдет… думаю.

Хозяйка долила в чайник воды и зажгла газовую конфорку.

— Газ у вас баллонный или к дому подведён газопровод? — деловито осведомился муж.

— Баллонный, сынок, газораспределительная сеть далековато от нас, где ж тех денег взять, чтобы провести в дом? Вам чай травяной или чёрный?

— А что за травки? — заинтересовалась я, будучи любительницей всего необычного.

— Оо! Сама собирала. Ты мне скажи что у тебя болит и я тебе намешаю. Ко мне ходють люди за сборами.

— Так вы травница?

— Неее… Так… Разбираюсь чуток.

— Ну мне для сердца бы и… и… -замялась я, вспомнив о своём бесплодии, — и всё.

— Ты говори, говори, не стесняйся, — искоса взглянула на меня бабулька.

Я впервые смогла детальнее рассмотреть её лицо: у нее были синие глаза с ярко-белыми белками, пронзительные и искристые, нос её был небольшим как для пожилого человека, и вздернутым так, что выделялись широкие ноздри. Но особым колоритом играла на бабушкином лице родинка слева на подбородке — она была крупной и с волосом и я невольно подумала о её сходстве с бабой Ягой. Отличие между ними в том, что эта бабушка была явно доброй, с особенной аурой, но было в ней и что-то таинственное, заставляющее держать ухо востро.

Бабушка Вера, так её звали, поочерёдно открывала баночки и пакеты с травами, брала оттуда по ложке и ссыпала в заварник.

— А дети есть у вас?

— Нет, — сказала я.

— И не будет, — добавил муж так буднично, что я почувствовала холод в ногах, — мы сегодня на окончательном обследовании были, развеяли, так сказать, последние иллюзии.

— Замолчи! — шикнула я, испепеляя его страшным взглядом.

— А что? — сыграл в непонятки Олег.

Бабушка замерла с занесённой над заварником ложкой. Она стояла к нам спиной, лица не видно, но она напряглась, этого нельзя было не заметить. У меня возникла отчаянная фантазия: она сейчас насыпет что-то другое в чайник, какой-нибудь таинственный любисток, бузину или вербену, собранные в особых местах и в определённый час ночи под мерцающим светом луны… Она подаст мне этот напиток и я буду пить его, а она пошепчет надо мной и я узнаю через месяц, через полгода узнаю, что беременна… Чудо! Чудо! — будут все говорить. И я буду ездить к этой бабушке и благодарить её, и газ подведу ей, и отремонтирую крыльцо, и позову её в гости…

— На всё воля Божья, — сказала травница Вера и ссыпала последнюю ложку в заварник и залила траву кипятком.

Пока чай заваривался, она отошла, а мы сцепились с мужем в жаркой, но короткой перебранке. Я ненавидела, когда он начинал рассказывать чужим людям о моих проблемах! Я сразу начинала казаться себе максимально ущербной под сочувствующими взглядами незнакомцев. Мы отвернулись друг от друга, сложили руки на груди и нахохлились, и за неимением другого развлечения стали глазеть на скромный интерьер деревенского жилища.

— Вам вареньице малиновое или из одуванчиков? Достала вот для дорогих гостей.

— Ну что вы! Какие из нас гости, навязались на ночь глядя на вашу голову.

— Варенье из одуванчиков? — оживился муж, — я думал такое только в сказках бывает.

— О-хо-хо! Вот и будет тебе сейчас сказка — испробуешь. Оно как снотворное действует, с моими-то травками, спать будешь как младенец!

Варенье было с приятной горчинкой, похожее на мёд и по консистенции, и по цвету. Хозяйка предупредила, что есть его много не стоит. Мы налегли на предложенные бабушкой оладьи и мне было стыдно за мужа — ел, как не в себя, объедал небогатых людей. Я пыталась делать ему знаки, а он всё приговаривал «вкусно, вкусно!» Хозяйка же была польщена его аппетитом.

— Я тебе, Олежек, всё-таки капустки наложу. И ты, Маша, тоже давай…

— Нет, нет, я правда не голодная!

Я округлила глаза и пнула под столом Олега. Но тот как с цепи сорвался.

— Прости, — пожал он плечами. — Я правда голоден.

Она приготовила две тарелки капусты, протушенной с мясом и картофелем.

— Инночку позвать надо. Пусть поест с вами.

Инночка выплыла из комнаты в длинной ночной сорочке. На её худеньком, болезненном теле сильно выпирала грудь и был небольшой подтёк от молока, который она то ли не заметила, то ли не придала значения. Мы поздоровались и Инночка села напротив меня. Она показалась мне блаженной: её усталые глаза были словно расфокусированы и жуткая синева вокруг них сильно старила её молодое лицо. Она ничего не говорила, только ела, нам сделалось неловко. Бабушка хлопотала над ней, как над малым дитём, видно было, что очень любит внучку. Почему она живёт с бабушкой? Где её родители? Где отец ребёнка?

Нам постелили в проходной комнате на диване. Олег помог бабушке разложить старое кресло на кухне. Мы рассыпались в извинениях, что так потеснили её, но хозяйка отмахивалась с улыбкой.

Сон не шёл ко мне. Через щель у пола я видела, что на кухне горит свет и бабушка с внучкой шепчутся там, ведут диалог. Прошло полчаса. Почему они не ложатся спать? Олег уже похрапывал. Мне приспичило в туалет и я, кляня себя на чём свет стоит, приоткрыла кухонную дверь.

— О, ещё одна полунощница! — сказала бабушка Вера. — Мы поздно ложимся, ребёнок часто ночью просыпается, поэтому спим днём.

— А сколько ей?

— Три месяца нашей Оленьке.

— А мне в туалет приспичило… извините.

— О, ну это на улицу. Инна, проводи.

Когда я справилась с деревянным туалетом и мы возвращались по занесённой снегом дворовой дорожке в дом, Инна неожиданно повернулась ко мне и сказала:

— Мне бабушка сказала, что у вас рана на сердце большая. Попросите её погадать вам на воске, она точно предсказывает. Конечно, если вы готовы к поворотам судьбы… Большинству людей она отказывает, гадает только тем, кому это действительно необходимо.

— А почему вы думаете, что мне это необходимо? — опешила я.

— Потому что вы в тупике. Это же очевидно. Попросите её, а я спать пойду.

Не задерживаясь на кухне, Инна проскользнула в комнату. Я подсела к загадочной бабушке. Она смотрела на меня пристально, словно знала о чём я хочу попросить.

— Инна сказала тебе о гадании. Ты действительно хочешь узнать будущее?

Я кивнула хоть и испуганно, но твёрдо. Бабушка Вера взяла широкую миску и налила туда воды. Она достала с полки две восковые свечи: одну зажгла на столе около миски и велела мне потушить электрический свет. Затем она зажгла вторую свечу и стала ждать момента, когда та достаточно расплавится. Её лицо было крайне сосредоточенным, сильным и выражало погружение в себя. Баба Вера начала капать воск в воду. Это продолжалось минуты две-три. Я видела, как фигурка в воде приобрела свои особые очертания. Мы обе смотрели на готовое изделие с минуту, ждали, чтобы фигурка хорошо затвердела. Моё сердце шумно билось у самого горла и я боялась сглатывать слюну, чтобы не нарушить момент. Наконец бабушка Вера достала его из воды. Её ладонь была между нами, а на ней — предвещающий будущее восковый слепок. Вдруг она зыркнула на меня холодно и словно с испугом.

— Что там? — прохрипела я не своим голосом.

Баба Вера молчала. Она была взволнована.

— Достань мне с полки ещё одну свечу. Надо кое-что уточнить.

Через минут пять-десять на её протянутых ладонях лежали уже два слепка. На один она смотрела с прозрением, на второй — с болью. И тут как гром среди ясного неба я услышала её слова:

— Через год у тебя будет ребёнок. Девочка, — произнесла она подрагивающими губами.

— Как…

— Увидишь.

— Через год? Уже родится? Мне нужно для этого что-то делать?

— Нет. Просто жди.

Она осунулась на моих глазах.

— А теперь спать пора. Включи свет, надо убрать тут всё.

Я легла и прижалась к мужу. У нас будет ребёнок! Каждая струнка моей души пела от счастья. Мне хотелось плакать и я плакала бесшумно и подушка чужого дома впитывала мои счастливые слёзы. Ночью я пару раз просыпалась от чьих-то шагов и от хныканья младенца, но тут же вновь проваливалась в сон. Счастье моё было совсем близко.

Утром я познакомилась с малышкой, подержала её на руках. Какая же это была красивая девочка! Я не удержалась – поцеловала её в щёчку и понюхала пахнущую сладким молоком головку. Скоро и у меня будет такое чудо!

Нашу машину взял на буксир сосед и они с Олегом повезли её в автосервис. Я ждала его часа два. За разговорами с бабушкой я узнала, что родителей у Инны нет, они погибли у неё на глазах, когда девочке было шесть лет. С тех пор она стала слегка не в себе плюс её съедала болезнь, связанная с иммунной системой. А ребёнок у Инны от кого-то из местных, как его внучка нагуляла, бабушка точно не знала, хоть и догадывалась кто является отцом.

— В свидетельстве о рождении в графе «отец» у нас прочерк. У папаши этого своя семья есть, ссильничал он мою девочку, совратил, думаю, она и не поняла ничего толком. Ты же видишь, блаженная она у меня, не от мира сего.

Муж вернулся и мы уехали. Бабушка угостила нас сбором трав и отсыпала лесных орехов. Денег она не взяла.

Проходили дни, складывались в месяцы… Я не беременела. Так прошёл год, начался другой… Обманула она меня или просто самозванка? Я решила, что пришла пора вновь навестить бабушку Веру.

Когда мы к ним приехали, снова шёл снег, но уже другой: в прошлый раз было начало зимы, теперь же это был конец. На калитке болталась цепь, на цепи висел замок.

— Нет их больше, — пояснил нам сосед, — померли одна за одной. Сначала внучка, а за ней и бабка, Царствие им небесное. Бабы Веры две недели назад не стало – сердце не выдержало.

— А как же ребёнок? Ребёнок у них был.

— Забрали девочку в детский дом. Бедная крошка.

И тут меня пронзило – словно молния в меня треснула. Вспомнила я, как испугалась и осунулась при гадании баба Вера, с каким трудом говорила она мне результат гадания. Сосед сказал нам название детского дома.

Мы с мужем сидели в машине оглушённые, никак не могли тронуться с места. Олег задумчиво смотрел на бабушкин дом.

— Ты думаешь о том же, о чём и я? – спросил он.

— Поехали туда прямо сейчас.

Нам понадобилось время, чтобы преодолеть всю бумажную волокиту по удочерению Оленьки. И вот она с нами. Моя доченька, моё счастье, без которого я уже не смогу прожить на земле ни единого дня. Она почти сразу стала звать меня мамой. Я мама. Мама Маша. Для кого-то быть мамой это обуза и повинность, а для меня же самая желанная мечта.

Наташа с порога заявила Косте, что приходила его любовница

Наташа с порога заявила Косте, что приходила его любовница. Отпрашивала его к себе жить. Наташу в бессовестности упрекала. Чего угодно она ожидала от мужа, но такое… у Кости лицо сделалось несчастным, и он сказал:

— А я всё голову ломаю, как с тобой поговорить. – и криво улыбнулся.

Наташа развернулась и пошла в комнату. Села на диван. Уткнулась руками в лицо. Слёз не было – она выплакала их, когда сидела у отца дома.

— Я квартиру тебе оставлю. Ты не волнуйся! – сказал Костя, подходя.

— Не волнуюсь я. – пробормотала Наташа…

В детстве Наташа усвоила кое-что важное: замуж нужно выйти раз, и навсегда. Именно так воспитали её родители. Брак – это священный союз. Много чего ещё было сказано про брак, особенно мамой. Любить, уважать, почитать. Было время красного флага, серпа и молота, но отношение Наташиных родителей к браку было почти библейским.

Отец Натальи, Максим Петрович, был мужчиной правильным. Он не пил, не ругался матом, никогда не скандалил. Но у Наташи было ощущение, что её мать и свою жену, Ирину, он не любит. Никогда не обнимет, не утешит. Правда, Ира и не нуждалась, как будто. Она не плакала, не унывала. Но… счастья и веселья в доме тоже не было. И Наташу растили в строгости, и без ласки. Инструкции она получила не только по поводу замужества. Где учиться, где работать – это тоже всё обсуждалось с родителями. А если совсем уж честно – диктовалось ими.

Отец был инженером на заводе. Мама заведовала библиотекой сельхозинститута. Наташа поступила учиться на агронома в институт, где работала мама.

— Хорошие перспективы. Устроишься в научный институт, будешь карьеру делать. Защитишь диссертацию, станешь учёным.

Наступили девяностые, и перспектива человека с образованием, как у Наташи, стала шаткой. Конкретно покачнулась. У отца на работе не было финансирования, как и у мамы. Настали голодные времена – никаких сбережений у них не было, они всё прогуливали в отпусках.

— А хорошо, что не накопили. – только и сказал отец, когда у тех, у кого сбережения были, всё превратилось в гроши.

От голода Наташину семью спас её жених. Серьёзный мужчина, сосед, на пять лет старше Наташи. Он открыл за несколько лет до перестройки кооператив. Производили в его кооперативе кожаные куртки и дубленки. Константин пришел и позвал Наташу замуж. Она сидела ни жива, ни мертва. Какое замужество? Она с ним едва здоровалась на лестнице. У неё парень был. Тоже из хорошей семьи, которой в тот момент жилось также максимально непросто.

— Чего вы делать вместе будете с Мишкой? Два голодранца! – сказала мама. – А Костя – серьезный мужчина. Тойоту себе пригнал с Владивостока. С ним ты точно не пропадешь!

— Да он старый! И я не знаю его почти…

— Он всего на пять лет тебя старше. Зато он положительный. А Миша твой что? Раздолбай же!

Наташа подавлено молчала.

— Нет, решать тебе. Но он отца твоего на работу берет. Зарплату будет платить. Мы ж совсем без денег, доча. Тяжело-то как.

— Мам, я не могу пожертвовать собой ради того, чтобы мы все не умерли с голоду!

— Я не прошу тебя жертвовать. Говорю логичные вещи. Выскочишь за Мишу со страстью с вашей, а потом всё угаснет. И что? Разводиться ты даже не думай! Ну и будешь всю жизнь мучиться, вспоминая, как было когда-то хорошо. А тут ты сделаешь разумный ход и в спокойных ровных отношениях проживешь жизнь!

— Мам, ты же не счастлива с отцом, да?

— Глупости это всё! Какое счастье? Мы хорошо живем. Друг за друга горой. Чего еще надо-то? Это и есть счастье. Родной человек рядом!

Наташа молчала. В чём-то мать была права. Они уже и сейчас иногда с Мишей ссорились из-за ерунды. И сильно. И обижались, тоже сильно.

Мать уловила Наташино колебание:

— Ты присмотрись к Константину! Это всё, о чём я тебя прошу. Присмотрись.

И Наташа присмотрелась.

Ухаживал Костя красиво. Они ходили в небольшие рестораны и в кино. Он дарил Наташе цветы и украшения. И было с ним правда… неплохо. Как-то спокойно и надёжно. Вот только невесело совсем.

С Мишей Наташа рассталась. И ответила на предложение Кости согласием. Веселье весельем, а кушать хочется всегда.

— Институт заканчивай. А на работу можешь не ходить – мне порядок дома нужен, и вкусный ужин.

— А почему институт обязательно надо окончить? Кому сейчас агрономы нужны? – заинтересовалась Наташа.

В области так может и были нужны, но в городе, учитывая состояние научных институтов, это была совсем уже ненужная специальность.

— Диплом нужен. Корочка у человека быть должна. Слышала, наверное? Без бумажки ты…

Наташа словно с родителями снова говорила. Как будто и не уходила из дома.

Так, в целом, ей было неплохо с Костей. Общались они свободно, без заминок, как бывает у совсем чужих людей. В интимной жизни тоже всё сложилось неплохо. Спокойно и ровно, без страстей. Прямо как мама Наташина и предсказывала…

Родилась дочка, Юля. И вот тут Костю как подменили. Он буквально помешался на дочери. Следил, чтобы Наташа выполняла всё, что полагается – стирала всё, гладила. Кормила, поила. Всё по часам и как положено. И чтобы не давала плакать ребенку ни секунды.

— Костя, но она орет иногда даже на руках!

— Это ты орешь! А она плачет. Ты мать. Успокой!

Когда Костя бывал дома, он мог и сам успокоить Юлю. И что характерно, дочка успокаивалась у отца на руках быстрее и охотнее, чем у Наташи. Не кричала. Как будто назло, подставляла маму. Могла не кричать, но специально кричала у неё на ручках. От отчаяния Наташа однажды прокусила губу до крови.

Юля подросла, плакать стала меньше. Но любила больше всех на свете своего отца. Весь день она нормально сидела с Наташей. Ела, спала, играла, занималась. Но стоило в двери повернуться ключу, Юля бросала всё и бежала к Косте:

— Папа! Папа!

Как-то Наташа спросила у мужа, будут ли они рожать ещё детей.

— Мне больше не надо. У меня Юлька есть. А что? Ты хочешь?

Наташа Юлю своей чувствовала ровно до того момента, пока не появлялся Костя.

— Я бы не отказалась да. – ответила она и добавила про себя: «Своего».

— Ну, Бог даст, так будет ещё ребенок. Ну а не будет, так Юлька же у нас! Красавица. Папина радость!

Наташа бы сказала Косте: «Вот именно, что папина!», но она не могла себе такого позволить. Муж был с ней строг. Строг, но справедлив – так, наверное. Он был опорой в семье. Финансовой прежде всего. От жены он требовал теплый очаг, и чтобы за ребёнком следила. Ну, и верности требовал. Это само собой. Костя знал, что жена – не дурочка. Налево не пойдет.

Наташа вспоминала своих родителей. Она повторяла судьбу матери. Вроде муж хороший, но не пожалеет, не приголубит. Не похвалит ни за что и никогда. Не покажет, что счастлив со своей хорошей женой. Всё принималось им, как само собой разумеющееся. И забота, и поддержка, и верность.

А потом оказалось, в их семье верной быть должна только она. А Костя вполне может и не быть верным. Дочке Юле уже было пятнадцать лет, она по-прежнему была красавицей и папиной радостью, которая ни в чем не знала отказа. Второго ребенка Бог им так и не дал, но тут выяснилось, что не дал только Наташе. А у Кости есть маленький сын от другой женщины. Вот тебе и прожили всю жизнь ровно и спокойно, без страстей! Вот так новости!

Новости, кстати, принесла любовница Кости собственной персоной. Пришла к ним домой, когда Костя был на работе, и всё рассказала. Добавила в конце:

— Ваша дочка выросла уже. А моему Илюше три года. Ему отец нужен! И любит Костя меня. Что ж ты в него вцепилась?! Совсем у людей совести нет!

— У меня совести нет?! – поразилась Наташа. — Покиньте мой дом. Немедленно!

— Тьфу! Интеллигенция. – презрительно сплюнула женщина.

Она была хамского типа, и внешне ничего особенного, только что ухоженная. На Костины деньги, наверное, ухоженная.

Наташа была растеряна. Мамин голос внутри неё говорил, что надо промолчать. Сделать вид, что она ничего не знает. Ради сохранения семьи. Мама бы сделала именно так. Всё для сохранения брака. Любой ценой. Вот только мамы уже не было, два года назад она скончалась. После тяжелой продолжительной болезни. Отец вскоре после её ухода женился на соседке по даче, и буквально расцвел. Наташа смотрела на папу и только диву давалась. Получается, они с матерью как будто друг другу жить все эти годы не давали.

— У меня даже язва зажила. – как-то похвалился Наташе Максим Петрович.

И вот сейчас Наташа подумала об отце. А не поговорить ли с ним? Он и правда очень изменился. Даже начал выпивать понемногу на праздники. Ну не сможет Наташа делать вид, что ничего не произошло! Как она с Костей в постель-то ляжет после такого? Да никак! Не сможет, и всё.

— Папа, ты дома? И Зина дома? Ой, а можно я приду к вам? Поговорить хочу. Ничего не случилось, папа, не переживай!

Они так и жили в одном подъезде. Как-то не хотелось никуда переезжать – в Костиной квартире, в которой они жили, было три комнаты. Им хватало. Что же теперь будет?..

— Натуся! Дочка! – ахнула Зина. – Да на тебе лица нет! Что произошло?

— Да ничего страшного, на самом деле!

Добрая веселая Зина усадила Наташу за стол, налила большую чашку чая и достала пирожные.

— Или, тебе покрепче, может, чего налить?

— Ну, налейте! – решилась Наташа.

А то ведь она так может и побояться сказать, что случилось. И стыдно-то как, Господи!

Отец пришёл в кухню и присоединился к ним. Вдвоем они смотрели на Наташу выжидающе. Она выпила горькую настойку, замахала рукой перед лицом и сказала:

— У Кости любовница. И сын на стороне!

— Ну и не удивила. Тот ещё фрукт. – фыркнула Зина.

— Вы что? Знали? – с подозрением спросила Наташа.

— До чего у баб язык длинный! – с досадой сказал Максим Петрович. – Ну видели мы. Подвозил он какую-то. А мы в центре были, гуляли. Может, просто коллега.

Наташа описала свою недавнюю гостью. Отец с мачехой пожали плечами и покивали. Всё ясно. Костя и на людях с ней появляется. Жена-то дома сидит, и он думает, всё можно.

— А чего ж вы молчали?!

— Да мало ли, кто это? Успокойся! Что делать будешь? – деловито спросил отец.

— Если бы знать. – с тоской выговорила Наташа. – Если бы знать… мама говорила…

— Помню. И я тебе то же самое говорил. Натка, ты ж большая уже! Наплюй на всё. Хочешь сохранить семью – борись! Ну а нет, так гони его, мерзавца, в шею.

— Ой, а ты всю жизнь прям своей верный был. – подколола мужа Зина.

— Да! – твердо сказал Максим.

А потом они переглянулись и покатились со смеху. Потом спохватились и сделали серьезные лица.

— Ясно! Вы маму обманывали? – строго спросила Наташа.

— Один раз! – сказал отец. – Бес попутал!

— Я вот тебе дам беса! – Зина в шутку замахнулась полотенцем.

И тут уж они все рассмеялись. Наташа сквозь слёзы. Потом она отняла у Зины полотенце и вытерла слёзы.

— Пойду. Придет сейчас. Надо поговорить!

— А Юлька где, что-то я её не вижу?

— Юлька после школы на танцы ходит на бальные. К конкурсу они сейчас готовятся. Господи! Юлька же… как она это переживет?! Для неё отец – свет в окне!

Наташа с порога заявила Косте, что приходила его любовница. Отпрашивала его к себе жить. Наташу в бессовестности упрекала. Чего угодно она ожидала от мужа, но такое… у Кости лицо сделалось несчастным, и он сказал:

— А я всё голову ломаю, как с тобой поговорить. – и криво улыбнулся.

Наташа развернулась и пошла в комнату. Села на диван. Уткнулась руками в лицо. Слёз не было – она выплакала их, когда сидела у отца дома.

— Я квартиру тебе оставлю. Ты не волнуйся! – сказал Костя, подходя.

— Не волнуюсь я. – пробормотала Наташа.

— Что? – не понял он.

Она отняла руки от лица. Посмотрела на его виноватый вид. Первый раз за столько лет муж выглядит и ведет себя виновато, а ей от этого ну совершенно никакой радости.

— Не волнуюсь я!

— Наташ… ты меня прости. Мы же и поженились-то с тобой без любви!

— Так зачем вообще надо было жениться?! А?

— Ну… нравилась ты мне. И ты была хорошей женой. Я тоже был хорошим мужем. Тебе не в чем меня упрекнуть.

— О, да! – с невероятным сарказмом сказала Наташа.

А потом Юля, узнав, что происходит, заявила, что уходит с отцом. Наташа была потрясена:

— Ты чего молчишь? Скажи ей! – набрасывалась она на Костю.

— Что мне ей сказать?

— Что она не нужна в твоей новой семье!

— Она мне всегда нужна, Наташ.

Как ни уговаривала она дочку, та ушла, пообещав приходить в гости. Вот это был удар так удар! Буквально нож в спину. Наташа заболела. Лежала на диване и ничего не хотела. Она всегда знала, что Юля – папина. Но жить с ним уйти! К чужой тётке! Это было страшно… больно. Очень больно.

В гости дочка приходила. Но как по протоколу. Пришла, любезностями обменялись, и вот она уже на дверь смотрит. Наташа перестала её зазывать. Годы шли, Юля выросла и уехала в столицу, покорять город.

— Ты ей денег, поди, даёшь? – спросила Наташа у Кости.

— Конечно! Мы вместе ездили, жилье ей снимали.

— Хороша покорительница. – фыркнула Наташа.

Сама она, пережив развод (в основном с дочерью), устроилась на работу в магазин одежды, и очень хорошо себя чувствовала впервые в жизни. Видимо, сидеть столько лет дома, было ошибкой. Надо было давно уже куда-то выйти на работу.

Денег ей было нужно немного. Юле давал отец. А у Наташи оставались средства, и она откладывала. Купила себе компьютер, освоила интернет. В интернете её заинтересовала возможность… помогать. Она выискивала тех, кто нуждается в помощи. Отвезла ненужную одежду, отдала на благотворительность. Помогала деньгами больным деткам и приютам для животных.

Когда поменяла тяжелый компьютер из нескольких составляющих на легкий ноутбук, дала объявление, что отдает даром компьютер. Самовывоз, что называется. Написали быстро. Некто Иван. Наташа дала адрес. Потом забеспокоилась и позвонила Зине.

— Посиди со мной, ко мне мужик приедет, компьютер забирать.

— Так… и чего?

— Ну, мало ли! Вдруг маньяк.

— Я бы на твоем месте не привередничала. – язвительно сказала Зина.

Мачеха намекала на то, что Наташа после развода так и была одна.

— Ты придешь, или нет?

— Иду! Чего кричать-то?

Приехал Иван. Крепкого телосложения, лет сорока, с седеющей шевелюрой. И глаза… ясные такие. Серо-голубые. Зина приосанилась, а Наташа фыркнула. Но мужчина и впрямь был хорош собой.

— Деткам берете компьютер? – кокетливо спросила Зина.

— Да. – кивну Иван. – Только не своим. Подопечным фонда. Мама болеет, на инвалидности. Никак они себе не могут позволить компьютер. Так что, спасибо вам огромное!

— Он точно не маньяк! – резюмировала Зина. – Я, пожалуй, домой пойду.

— Зина, что ты городишь?! – зашипела Наташа.

— Маньяк!? – изумленно переспросил Иван.

— Я всё объясню! – заверила его Наташа. – Хотите кофе? Или чай?

Они разговорились. Иван рассказывал о фонде. Наташа слушала. И всё смотрела в его ясные глаза. Ну надо же! Какой мужик хороший. И красивый, что уж вообще редкость.

— А хотите, приходите к нам волонтером! Мы рады любой помощи.

— Я приду. – улыбнулась Наташа. – Приду. Выходной будет, и я сразу к вам.

Они с Иваном вместе ездили к подопечным, отвозили одежду, технику, продукты. Кого-то возили по больницам. Сблизились. Начали встречаться. Наташа была счастлива. Ну, надо же, когда это к ней пришло! На пятом десятке… хотя, чему она удивляется? Отец вообще после шестидесяти счастливо женился. Ещё бы Юлька поняла, что мать у неё одна. Другой не будет. А то даже не звонит. А Наташины звонки то сбрасывает, а то отвечает и норовит побыстрее свернуть разговор. Даже не поделиться с единственной дочерью своим счастьем.

Как-то заехал Костя. Какой-то грустный. Наташа как раз собирала пакет с вещами, со своими – Иван должен был за ней заехать. Они пока жили каждый у себя, но часто ночевали у него.

— Кость, что с тобой? У нашей дочери всё в порядке? Она мне не звонит совсем. И моим звонкам не рада. Как будто и не рожала никого!

Она проверила, не забыла ли чего. Глянула на часы. Потом на Костю.

— Да она и со мной не слишком много говорит. Выросла девочка. – вздохнул бывший муж. – Парень у неё появился. Я по скайпу видел – нормальный парень. Вроде. Ты куда-то собираешься?

— Да. А что?

— Я спросить хотел. Но если ты торопишься…

— Спроси! Что такое?

— Да я… просто я подумал, может нам с тобой попробовать начать всё с начала?

Наташа очень удивилась. Потом улыбнулась и присела напротив Кости.

— Не получится с начала, Кость. Я уже не одна.

Он неопределенно мотнул головой. То ли понимая, то ли не одобряя.

— А что? Ты несчастлив?

— Да всё в порядке, Наташа! Не волнуйся.

У неё зазвонил телефон. Иван спросил, надо ли подняться, помочь что-то нести.

— Нет. Сейчас спущусь.

Пока она говорила, Костя уже ушел в коридор и обувался там. Наташа вышла, посмотрела на него.

— Кость… что с тобой?

— Да, не, Наташ. Всё правильно! Спасибо тебе за всё.

Он улыбнулся печальной улыбкой и ушёл. Наташа строго велела себе не жалеть его. А то что-то такое уже почувствовала. Но одёрнула себя. Взяла пакет и вышла к Ивану. Увидела его и разулыбалась. Он помахал ей рукой. Выскочил из машины, обнял, поцеловал. Открыл дверцу, помог сесть. Проверил, удобно ли ногам. Аккуратно убрал пакет из её рук на заднее сидение. Наташа даже зажмурилась. Сейчас сядет и ещё обнимет, и поцелует, как будто им по двадцать. И только потом тронется с места. Ей повезло. Рядом самый добрый и заботливый мужчина. Это ли не счастье?