Всё-тaku yдалocь пocтавuть Ha Mecто
— Ты опять всё испортила! — Татьяна Алексеевна буквально шипела, выливая солянку из тарелки в унитаз.
— Это есть невозможно. Такое только свиньям дают. Хочешь отравить моего сына?! Я не собираюсь его потом по больницам таскать!
Настя стояла, ошарашенная этой сценой. Три часа на кухне, тонна стараний, и вот результат — еда в унитазе, а свекровь снова изливает недовольство. И всё только из-за того, что Настя добавила в суп бульонный кубик с консервантами и пищевыми красителями.
— Я старалась… — тихо произнесла она, пытаясь хоть как-то оправдаться, но в её голосе не было уверенности.
— Старалась? Ты? — свекровь презрительно скривила губы.
— Ты вообще хоть что-то умеешь? Сколько раз тебе нужно повторять, что мой сын не ест такую гадость! Он у меня с детства с больным желудком, а ты травишь его всякими химическими солянками!
Эти слова стали последней каплей. Внутри Насти что-то резко щёлкнуло, будто невидимая пружина лопнула.
— Знаете что? — неожиданно для самой себя спокойно сказала она.
— Делайте всё сами. Я ухожу.
Она молча вышла из кухни, решив больше не выслушивать очередные оскорбления. В прихожей Настя надела пальто, взяла сумку и вышла за дверь. Её больше ничего не держало.
Настя сидела на лавочке в парке, глядя на темнеющее небо. Холод и ветер её не беспокоили, в голове был всего один вопрос: как она вообще допустила, что всё зашло так далеко?
Вспыхнул экран телефона. Звонил муж, Игорь. Она не спешила брать трубку, но понимала, что рано или поздно этот разговор состоится.
— Алло, Настя, ты где? — в голосе Игоря слышалась обеспокоенность.
— Мама говорит, ты куда-то ушла?
— Я больше не могу жить с твоей матерью, — спокойно ответила она, хотя внутри всё переворачивалось. — У нас есть два варианта: или мы с ней разъезжаемся и живём отдельно, или я ухожу навсегда. Выбирай.
— Ты это серьёзно? — Игорь растерянно замолчал на секунду. — Это опять из-за еды? Ну, скажи, что тебе мешает просто потерпеть?
— Потерпеть? — Настя почувствовала, как в ней поднимается волна гнева.
— Ты даже не представляешь, как я терпела два года. Каждый день выслушивала, что я не так готовлю, стираю, говорю. Хочешь знать, что произошло сегодня? Я три часа готовила солянку. Знаешь, что сделала твоя мама? Она вылила её в унитаз и сказала, что кормить этим можно только свиней!
На том конце линии воцарилось молчание.
— Либо мы снимаем квартиру и живём отдельно, либо я ухожу. Навсегда.
Игорь тяжело вздохнул.
— Ладно. Я приеду, и мы поговорим.
Настя надеялась, что её слова дошли до него. Она больше не могла отступать.
Когда Игорь приехал в парк, Настя сидела всё там же.
— Ты действительно готова уйти из-за такой ерунды? — спросил он, глядя на неё с непониманием.
— Ерунды? — её голос прозвучал сердито. — Ты называешь это ерундой, когда твою жену оскорбляют каждый день, унижают, критикуют всё, что она делает? Ты думаешь, что это нормально? Так должно быть в семье?
Игорь замялся, не зная, что ответить.
— Настя, я просто… — он замолчал, пытаясь подобрать слова. — Ты же знаешь, какая у меня мама. Ну, потерпи ещё немного, я уверен, всё наладится.
Настя посмотрела на него холодным взглядом.
— Я больше не буду терпеть. Или мы съезжаем, или я ухожу. Неважно, что ты скажешь. Я уже всё решила. Я не буду жертвовать своим здоровьем для того, чтобы сэкономить на жилье. Лучше мы будем всю жизнь снимать квартиру, чем так жить.
Игорь, увидев решимость в её глазах, молча кивнул. Он понял, что выбора больше нет.
Через несколько дней Настя нашла квартиру. Она провела всё это время в поисках, осмотрела пять вариантов и, наконец, выбрала подходящее жильё. Когда Игорь пришёл после работы, она уже заключила договор.
— Так быстро? — удивился он, когда вошёл в новую квартиру.
— У меня не было другого выхода. Я больше не могла оставаться рядом с твоей матерью ни дня. Завтра мы переезжаем.
Вещей оказалось немного, почти всё было собственностью свекрови, поэтому сборы прошли быстро. Настя чувствовала, как с каждым собранным чемоданом становится легче дышать. Это была её победа, её свобода.
Но через неделю в дверь новой квартиры позвонила свекровь. Настя открыла ей с настороженностью.
— Ну и как тут у вас? — Татьяна Алексеевна сразу же окинула квартиру взглядом, ища, к чему придраться.
— Грязно у вас, конечно. А холодильник вообще пустой. И что это у тебя тут за полуфабрикаты? Пельмени? Ты снова издеваешься над моим сыном?
Настя почувствовала, как внутри разгорается буря.
— Не трогайте пельмени, — спокойно сказала она, перехватив руку свекрови, пытавшейся выкинуть пачку в мусорное ведро. — В моём доме будут мои правила. И если вам это не нравится, вы можете уйти.
Татьяна Алексеевна была в шоке. Её лицо побледнело, и она только хватала ртом воздух, как рыба, выброшенная на берег.
— Как ты смеешь так говорить со мной?! — почти выкрикнула она, но Настя не отступала.
— Я у вас дома не навязывала свои порядки, будьте любезны ответить тем же. Это мой дом, и здесь мои правила.
Свекровь, потрясённая этой неожиданной решимостью, развернулась и с хлопком закрыла за собой дверь. Это была первая реальная победа Насти, её первый шаг к полноценной жизни без давления и унижений.
После того визита свекровь больше не появлялась в их новой квартире. Конечно, она ещё пыталась манипулировать через Игоря, но Настя была готова. Она больше не позволяла себе сомневаться в своём праве на собственное пространство и счастье.
Они с Игорем продолжали копить на собственную квартиру, и хотя это было трудно, отношения между ними улучшились. Они снова стали ближе, как в начале брака, и находили время для себя. Их связь крепла, а страхи, что свекровь может разрушить их брак, исчезли.
Настя улыбалась, когда вспоминала, как два года назад она боялась даже слово сказать Татьяне Алексеевне. Теперь она стала сильнее, и уже никто не мог её сломать.
— Может, ты зря с ней так резко? — как-то спросила её мама, переживая, что конфликт может выйти боком.
— Мам, если бы я не поставила её на место тогда, она бы и дальше разрушала нашу жизнь, — спокойно ответила Настя. — Теперь всё иначе. Я больше не позволю кому-то управлять моей семьёй.
И это было правдой. Настя знала: её счастье теперь в её руках, и она больше не даст никому его отнять.
Kто ykpaл?
-Матвей, а где мой кошелёк! — завопила Татьяна на весь дом так, что все тут же проснулись.
Тринадцатилетний Матвей вздохнул и вылез из кровати. Когда он вышел из комнаты, вся семья уже была в сборе. Мама с Ленкой стояли в дверном проеме, в котором не было двери. По воскресеньям, с утра, мать возила сестру на танцы.
Папа выскочил из их с мамой спальни, смешной, в майке и в трусах. Такой же сонный, как сам Матвей. И дед выглянул из кухни, с какой-то миской в руках.
Точнее, не с какой-то, а с совершенно точно важной миской. Дед Матвея и Лены, отец Тани, пёк самые вкусные оладьи на всю округу. И вот на крик дочери прибежал даже он.
Не появился ещё один член семьи, но никто этого не заметил, так как основные были в сборе.
-А я при чем? Я не брал! — сказал Матвей.
-Тань, ну чего правда сразу он-то? — спросил Андрей, муж Тани. — Может за тумбу упал?
-А то я сама без мозгов и без глаз, и за тумбой не посмотрела! — возмутилась Татьяна. — Матвей, если брал, скажи сразу! Мы и так опаздываем.
Матвей понимал, почему мать катит бочку на него. Пару раз он и правда таскал у неё деньги. На пиво и сигареты — ну, пробовали они с пацанами. Матвею не понравилось, кстати. Фигня.
Невкусно, а от сигареты ещё и башка кружилась. А потом мать обнаружила пропажу денег, и так вломила Матвею, что раз и навсегда отбила охоту воровать.
— Да не я это! — возмутился Матвей. — Я же слово дал!
-Пап, у тебя там что-то горит. — принюхалась Таня.
Дед махнул на них рукой и поспешил обратно в кухню.
-Пап, ты кошелёк мой в коридоре не видел? — крикнула ему в спину Таня.
Дед вернулся уже без миски. Миску поставил на стол, сковороду с плиты снял, чтобы масло не воняло а всю квартиру.
-Танюша, на что ты намекаешь? — дед поднял седые лохматые брови. — Что это я украл твои деньги и проездной на тысячу?
-Ах ты, Боже мой! Да почему сразу, украл? Я спросила, не видел ли ты его?!
-Если бы я видел, что без присмотра кошелек валяется, я бы тут же всех оповестил! Кошельки просто так валяться не должны. Не жили вы в голодные годы! Когда хлеб по карточкам давали!..
-Папа, я тебе очень сочувствую, но ты родился в пятьдесят седьмом, — устало сказала Таня. — Ну капец. Мы с Ленкой опоздали. Раздевайся, дочка.
Дед, уличённый в том, что пытался вписаться в чужую тяжелую историю, вернулся на кухню, бодро напевая почему-то Интернационал. Таня прошла в сапогах в комнату и устало опустилась на стул. Ленка молча разулась и сняла куртку.
-Может она спрятала? — предположил Матвей. — Чтобы на танцы свои не ездить?
-Козёл! — заорала сестра. — Мама, обыщи его! Это точно он!
-Ну всё. Хана тебе! — кровожадно усмехнулся Матвей.
-Тихо! — гаркнула Таня. — Давайте по порядку. Я обыскала всё. Кошелька нет. Ну, и? Вчера-то вечером он лежал. А сегодня нет. У нас что, полтергейст завёлся?
-Тань, я давно тебе говорил, чтобы ты все свои карты в телефон завела, в приложения. А ты всё отмахивалась. Еще и наличные таскаешь! Чего ты их таскаешь?
-Я не доверяю банкам!
-Вся в папашу своего, — фыркнул Андрей, и передразнил тестя. — Хлеб по карточкам.
-Молодой человек, я бы вас попросил! — пробасил из кухни дед.
-Ма, ну я бы деньги спёр, раз уж ты мне не веришь! Бумажку бы вытащил, и всё. Нафига мне кошель тырить? — заныл Матвей.
Ему жутко хотелось обратно в кровать. Он вообще-то сон смотрел! Во сне Матвей был не жалким подростком-троечником с прыщами, кучей комплексов и проблем, а викингом, одетым в шкуры, с острым копьем. Совсем как в сериале…
-Купюра, — сказала мать.
-Че?
-Деньги не в бумажках, а в купюрах. И не «чё», а «что» нужно говорить!
-Ясно… можно я пойду?
Таня махнула рукой. Ничего она ни от кого не добьётся. Ну что ей, обыск устраивать? Где могла, она уже посмотрела… где же этот проклятый кошелёк?
-Ну давай отвезу вас! — предложил муж. — Раз уж спать всё равно не дали. И вообще, давно говорю, выучись на права и бери машину.
— Да не доверяю я этим вашим машинам! Ленка, одевайся! Папа отвезет! — громко закричала Таня.
Матвей в своей комнате вздохнул и сунул голову под подушку. Ну и как вот тут спать? Как тут сны смотреть?
Отец с мамой и Ленкой уехали. В квартире стало тихо. Слышны были только далекие позвякивания из кухни. А еще до Матвея долетел умопомрачительный запах дедушкиных оладушек. Мальчик вздохнул, перевернулся. Решительно встал, оделся. Как умел, заправил кровать. Сходил умылся. Пришел в кухню.
-Проголодался? — спросил дед.
-Да всё равно не сплю. А пахнет вкусно. Дед, а кофе можно?
-Можно. Пока мамы нет. Но только одну чашку!
-Думаешь, она так и подозревает меня? Мама? — вздохнул Матвей.
Дед улыбнулся и потрепал внука по голове.
-Нет. Думаю, не подозревает. И я тоже не подозреваю тебя.
-А где же кошелек?
-Думаю, в памяти твоей мамы кошелек на тумбе остался из какого-то прошлого раза. А сейчас она, наверняка, его потеряла. К сожалению.
Когда они, задумчивые, пили кофе и ели пышные горячие оладушки с вареньем и сметаной, в кухню явилась она. Шестой член семьи, девочка, лабрадор Соня. У неё было сложное имя, так что звали её просто Соней. Собака была хоть куда. Быстро освоила туалет на улице, не портила вещи, не лаяла без повода. Чудо, а не собака. Любили Соню все без исключения. И домашние, и соседи. И друзья на собачьей площадке. Золотая собака. Повезло.
Золотая собака явилась на кухню… с кошельком Татьяны в зубах. Матвей ахнул:
-Дед! Она ведь меня подставила!
-Нет, — засмеялся дед. — Она пришла покупать у нас оладушки.
-Тебе смешно…
-Ну смешно же! И кошелёк целёхонький. Дай сюда, Сонь!
Собака беспрекословно отдала кошелек деду. Завиляла хвостом. Получила свою оладушку и ушла на место. Чудо, а не собака!
Матвей позвонил маме и сообщил, где был кошелек. И что он, как ни странно, в полном порядке. Даже дырок от зубов нет. И всё, само собой, на месте.
-Так она на нём просто лежала, что ли, пока я там из вас душу вытряхивала? — спросила мама.
-Наверное! Унесла к себе и лежала на нём. Мы с дедом сели есть, она нам его и притащила. Слава Богу, дед свидетель, а то как бы я его тебе подкидывал, этот кошель. Ты бы ни за что мне не поверила, что это не я взял!
Таня кинулась заверять Матвея, что, конечно же, поверила бы. И что она очень-очень его любит.
-Я тоже тебя люблю, мамуль! — сказал повеселевший Матвей.
Вот и всё хорошо опять. Жаль только, что сон досмотреть не дали. Хорошие сны приходят не так уж часто.